Тяжело вздохнув, дядя Иван взглянул почему-то на свои ладони, и мне казалось, что прошло не менее часа, прежде чем он выговорил:
- До победы мне не дожить. .. дело ясное… Одно меня гложет - умру я без всякой пользы… Слушай, Серега… Завтра после поверки скажешь Штамму, что номер тридцать две тысячи четыреста сорок - коммунист, и он отстанет от тебя. Все равно мне погибать, так хоть тебя вызволю… Тебе еще жить и жить… Может, отомстишь…
Он умолк, не спуская с меня тусклого взгляда.
- Не смейте так говорить, дядя Иван Не смейте! - крикнул я, забыв, что меня могут услышать.
Он положил мне на плечо руку и сказал после не-долгого молчания:
- Ладно, может, что и придумаем. Вытри слезы и давай работать.
Мы взялись за лопаты.
Я видел, что дядя Иван погружен в свои мысли, о чем-то упорно думает, изредка бормочет что-то вслух. Мне удалось разобрать обрывок фразы -смысл ее я понял спустя много дней: «…доктор поможет.. . посоветует…»
И вот мы снова лежим на нарах. Я не сомневался, что это последняя ночь в моей жизни. Я не плакал, только мне все время было холодно и меня трясло.
- Дядя Иван, - попросил я, - если доживешь до победы, найди отца моего… Богатова Петра Григорьевича. .. Скажи ему все…
Я почувствовал на своей голове его ладонь… Он молча гладил меня по голове… И тогда я заплакал, схватил его руку и прижался к ней щекой.
Утром, как всегда, мы принялись за работу. Но думал я только об одном: с каждой секундой до вечера остается все меньше и меньше, скоро меня отдадут в руки гестаповцев.
Когда очередная вагонетка была нагружена, я приготовился толкнуть ее вниз.
- Погоди-ка, - остановил меня дядя Иван. - Я заметил трещину на рельсах.. . внизу… Покажу Дракону, - продолжал дядя Иван. - Когда подыму руку, толкнешь вагонетку, а до этого - жди!
Тяжело ступая, он стал спускаться.
Я остался один. Закрыв глаза, я представил себе виселицу на лагерной площади! Вот меня ведут… Нет, не ведут… Окровавленного, меня волокут по земле… На перекладине сидит жирная ворона… Нет!.. Нет!.. Я не хочу умирать!
Вскочив на ноги, я посмотрел вниз и увидел дядю Ивана и Дракона. Дядя Иван что-то объяснял Штамму, а Штамм мрачно слушал, размахивая плетью. Они подошли к подножию горки, дядя Иван ткнул пальцем в рельсы и отошел в сторону. Дракон остался стоять на месте, чуть склонившись над рельсами. Дядя Иван высоко поднял руку - я столкнул вагонетку. Она покатилась со скрипом вниз. Штамм сделал шаг в сторону. Когда вагонетка с грохотом достигла подножия, дядя Иван вдруг толкнул Дракона двумя руками в грудь и тот оказался под колесами груженой вагонетки. От слабости дядя Иван не смог удержаться на ногах и тоже упал рядом.
Не помню, как я сбежал вниз. Голова Штамма была раздроблена. Дядя Иван пытался подняться, но не мог. Вагонетка задела его тоже. Лицо дяди Ивана было залито кровью.
- Дракон жив? - я скорее угадал, чем услышал его вопрос.
- Убит.
- Ну, теперь ты спасен… Проберись в лазарет… Чтобы никто не видел… Доктор знает, доктор…- Дядя Иван умолк, он потерял сознание.
Мне удалось добраться до лазарета незамеченным.
Лагерный лазарет был разделен на две половины. В одной лежали заключенные, истощенные голодом, измученные непосильной работой. В эту половину часто заходили немецкие врачи. Они смотрели только за одним - чтобы больные не залеживались. «Если русский может сидеть, - значит, он может работать», - заявлял главный врач лазарета Гецке.
На второй половине лежали тифозные и дизентерийные больные. Здесь работали только пленные советские врачи. Ни один немец сюда не заходил. Они боялись заразиться. Санитарами - их было двое - работали пленные чех и поляк.
В лазарете я сразу увидел доктора Козиорова.
- Заключенный тридцать два четыреста сорок ранен, его зашибла вагонетка! - сказал я поспешно.
Доктор схватил меня за руку и втащил в соседнюю комнату.
- Имей в виду, - заговорил он быстро и тихо,- ты пришел сюда в семь утра. Я оставил тебя в лазарете. У тебя температура - больше тридцати восьми…
Теперь я начинал кое-что понимать. Дядя Иван решил убить Дракона, чтобы тот меня не выдал, и условился обо всем с доктором. Доктор скажет, что мы с утра были в лазарете, никто не заподозрит нас в убийстве эсэсовца. Но дядя Иван не предусмотрел, что немцы найдут его лежащим без сознания рядом с убитым Штаммом…
Вблизи лазарета послышались голоса. Доктор выглянул в окно и мгновенно впихнул меня за матерчатую ширму. В еле заметную щелку ширмы я увидел, как два заключенных внесли на носилках дядю Ивана.
Носилки были короткие, для переноски земли, ноги дяди Ивана волочились по полу. Едва заключенные опустили носилки на пол, как ворвался Краузе.
- Где доктор Гецке? - заорал он на весь лазарет.
- Господин оберштурмфюрер, доктор Гецке уехал вместе со своим помощником на два дня в Берлин,- отрапортовал доктор Козиоров.
От злобы Краузе прямо зашелся.