Конец Дракона

- Не взыщите, ноги-то не шибко чистые: обувку всю сносила, мыла тоже не купишь…

Не знаю, разобрал ли фриц, что она сказала, а только приказал ей отойти в сторону. Вторая, третья баба подходят к нему, и с ними такая же комедь. Мы стоим, никак не поймем, чего он там на руках-ногах такое выискивает.

Тут как раз и настал мой черед. Подошла я к немцу, сую руку ладонью вверх - на, смотри, гадай!

Немец повернулся к Петровичу, спрашивает:

- Кто такая?

- Правдина Анна. До войны телятницей в колхозе работала.

Стал фриц ладонь мою рассматривать. Недолго рассматривал. Провел, пес рыжий, пальцем, пощупал мозоли, глянул на мои ноги, что исполосовали синие жилы, и сразу головой мотнул - отходи, значит.

И надо же, тут как раз из двора Татьяны корова вышла-Красуля. На всю деревню только одна корова уцелела. Вышла - и прямым ходом к телеге, к оглобле, значит, где сено для лошади привязано. Подошла и давай сено хрупать, своя-то солома надоела.

Я от немца отошла, стала где положено, сама глаз с дочки не спускаю. Ее черед подходить. А немец - он уже уставился на нее, гадюка.

- Следующий! - кричит. Й стал протирать очки свои квадратные.

6. Рассказ дочери Анны Правдиной

- Следующий! - крикнул обер-лейтенант и стал протирать свои очки.

Я подошла к нему, он прямо впился в меня своими белесыми глазами.

- Кто? - спрашивает старосту.

- Правдина Дарья. В колхозе дояркой работала.

- Руки!

Я вытянула руки вперед, точно на уроке гимнастики.

Не знаю, долго ли фашист рассматривал и ощупывал мою ладонь. Наверно, три-четыре секунды. Но мне они показались бесконечными. Руки у меня задрожали. Немец заметил это, усмехнулся, его глаза стали еще светлее.

- Дрожишь! - сказал он. - Зо! Делай ладони наоборот!

- Как это? - спросила я, потому что не поняла, чего он хочет.

Стоявший рядом Петрович пояснил:

- Господин офицер приказует тебе держать руки ладонями вниз.

Я выполнила приказ и, впервые за долгое время, сама взглянула на свои руки. Какие они стали грубые, некрасивые!

Немец разглядывал сквозь очки мои пальцы и вдруг стиснул их с такой силой, что я едва удержалась от крика.

- Ноготь! - сказал он и ощерился.

- Что «ноготь»? - спросила я и заметила, что от боли ногти мои побелели.

- Ноготь! Ноготь!- твердил он, продолжая сжимать мою руку.

А я ничего не понимала.

- Грязь? Где грязь под твои ногти? Ты не имеешь грязь под ногти! Все бабы имеют грязь, а ты - нет! Ты не есть деревенская баба! Отвечай, кто ты есть?

- Я - Дарья Правдина. В колхозе дояркой работала. Нам строго-настрого приказано было завсегда руки в чистоте держать. Я и привыкла. Теперь уже и коров не осталось, а все одно смотрю, чтобы руки чистые были, под ногтями чищу аккуратно…

- Стой на месте! - приказал он, не выпуская моей руки. - А ты подойди сюда! - это он приказал подружке моей - Аксинье Крупиной. Ксюша Крупа - звали мы ее в школе. Ксюша подошла и встала рядом со мной.

- Слушай мой слова! - сказал немец так тихо, что, кроме меня и Ксюши, никто не мог их расслышать.- Сейчас я буду задать тебе один вопрос. Если будешь отвечать неправда, тебе смерть! Ты понимай мой слова?

- Очень даже понимаю, - сказала Аксинья.

- Тогда отвечай, - немец говорил шепотом. - Отвечай, кто есть больной, кого лечит эта доктор?

- Какой доктор? Разве к нам кто приехал? - Она отвечала тоже шепотом. Можно было подумать, что разговаривают два заговорщика.

- К вам приехал вот эта доктор! Признавайс!

- Это вы Дашку доктором зовете! - вдруг громко закричала Ксюшка. - Нечего сказать, доктор!

- Перестать кричать! - прошипел немец.

Но Ксюша продолжала кричать еще громче, чтобы все слышали.

- Это же Дашка Правдина, доярка наша колхозная. Вдовая она. Муж ейный аккурат перед войной помер!

- Ступай на место! - рявкнул злобно немец.- Я сделала шаг назад, но он не выпустил моей руки. - Не ты на место, она!

Он смотрел в спину Ксюши злобным, неподвижным взглядом.

Когда она встала в шеренгу, он выпустил мою руку и коротко приказал:

- Покажи ноги!

Я поставила ногу на спицу колеса.

- Ты имеешь белый нога. Ты доила корова ногами тоже? Нога тебе тоже приказ давали держать чисто?

- Стояла в реке по колено, - белье полоскала. Вот грязь и смылась, - сказала я.

- Врешь! А загар на нога? Его тоже смыл вода? Я знаю, ты не есть деревенская баба, ты носишь ботинок! Сапог! Староста! Ты есть укрыватель преступных лиц! Какой дом живет эта доярка? Води в ее дом мой зольдат.

Обер сказал что-то фельдфебелю, и тот толкнул старика автоматом в спину. Опустив голову, Петрович повел фельдфебеля и двух солдат к нашему дому.

А обер продолжал свое:

- Ты имеешь очень белый нога! Это есть удивительно. Такой белый нога имеет только жена генерала! Только жена генерала! - повторил он, глядя мне прямо в лицо. - Фрау будет мне рассказать, почему она имеет такая белая ножка.

Он смотрел мне в лицо, а я смотрела на свои ноги и не знала, кого я больше ненавидела в эти минуты, немца или свои белые ступни.

- Ко мне загар не пристает, господин офицер. У меня и лицо плохо загорает. Просто обидно: у всех загорает, у меня - нет.

Немец стал поглаживать кобуру пистолета.