- Что-то случилось, Динни? Перед ней лучший друг Уилфрида, человек, которому легче всего излить душу, а у нее нет слов! И вдруг, опустившись в кресло Майкла, подперев голову руками и глядя не на него, а в пространство, словно присматриваясь к своему будущему, Динни заговорила. Майкл устроился на подоконнике; лицо его попеременно принимало то горестное, то чудаковатое выражение; время от времени он тихо вставлял успокоительное словечко. Ничто не испугало бы ее, говорила Динни, ни общественное мнение, ни газеты, ни даже ее семья, если бы в самом Уилфриде не таилась глубокая горькая тревога, всепоглощающее сомнение в правильности своего поступка, если бы он не стремился постоянно доказывать другим, а главное, самому себе, что он не трус. Динни впервые решилась дать выход долго сдерживаемой тревоге, которую вселяло в нее ощущение того, что она словно пробирается по болоту и каждую минуту может провалиться в бездонную трясину, прикрытую лишь тонким и обманчивым слоем дерна. Наконец она замолчала и бессильно откинулась на спинку кресла.
- Но разве он не любит тебя по-настоящему, Динни? - мягко спросил Майкл.
- Не знаю, Майкл. Раньше я думала, что да. Теперь не знаю. За что ему меня любить? Я - обыкновенный человек, он - нет.
- Все мы кажемся себе обыкновенными. Не хочу тебе льстить, но ты кажешься мне гораздо менее обыкновенной, чем Уилфрид.
- О нет!
- Поэты доставляют окружающим одно беспокойство, - мрачно констатировал Майкл. - Итак, что же будем делать?
Вечером после обеда он ушел якобы на вечернее заседание палаты, а на самом деле отправился на Корк-стрит.
Уилфрида дома не оказалось, и Майкл попросил у Стэка разрешения подождать. Сидя на диване в этой причудливо обставленной и плохо освещенной комнате, он корил себя за то, что пришел. Намекнуть, что его послала Динни? Бесполезно и даже вредно. Кроме того, она же тут ни при чем. Он пришел сам, чтобы попробовать выяснить, в самом ли деле Уилфрид любит ее. Если не любит, - что ж, тем легче и быстрее она переживет свое горе. Новость, может быть, разобьет ей сердце, и все же лучше это, чем гоняться за призраком. Майкл знал или догадывался, что Уилфрид совершенно не способен поддерживать односторонние отношения. Самое страшное для Динни - связать себя с ним, переоценив его чувство к ней. Возле дивана на маленьком столике с виски лежала вечерняя почта - всего два письма. Одно из них, как заметил Майкл, - от Динни. Дверь приоткрылась, и вошла собака. Она обнюхала брюки Майкла и легла, положив морду на лапы и уставившись на дверь. Он заговорил с ней, но она не обратила на него внимания. Ученая собака! "Буду ждать до одиннадцати", - решил Майкл, и почти сразу же вслед за этим вошел Уилфрид. На щеке у него был кровоподтек, подбородок заклеен пластырем. Собака завертелась у него под ногами.
- Похоже, вы крепко подрались, старина? - осведомился Майкл.
- Да. Виски?
- Нет, благодарю.
Он наблюдал за Уилфридом. Тот взял письма, отвернулся и вскрыл их.
"Я должен был догадаться, что он это сделает! - подумал Майкл.
Пропали мои надежды! Теперь он просто обязан притворяться, что влюблен в Динни".
Уилфрид, все еще стоя спиной к гостю, налил себе виски и выпил. Затем обернулся и спросил:
- Ну? Обескураженный таким кратким обращением и мыслью, что он пришел выспрашивать друга, Майкл молчал.
- Что ты хотел спросить?
- Любишь ли ты Динни, - отрезал Майкл.
Уилфрид рассмеялся.
- Ну, знаешь ли!..
- Знаю. Так не может больше продолжаться. Черт побери, Уилфрид, ты обязан подумать о ней.
- Я думаю.
Уилфрид бросил это с таким измученным и отрешенным видом, что Майкл решил: "Не лжет".
- Тогда, бога ради, докажи ей это! - взмолился он. - Не заставляй ее терзаться.
Уилфрид отвернулся к окну и, не глядя назад, сказал:
- Ты никогда не был вынужден доказывать, что ты не трус. И не пытайся - все равно случай не подвернется. Он приходит, когда не нужно, а не тогда, когда ты его ищешь.
- Естественно. Но это же не вина Динни, дружище.
- Ее беда.
- Как же быть? Уилфрид повернулся на каблуках:
- О, черт бы тебя побрал, Майкл! Уходи! В такие вещи нельзя вмешиваться. Они слишком личные.
Майкл вскочил и взялся за шляпу. Уилфрид сказал именно то, о чем он и сам думал перед его приходом.
- Ты совершенно прав, - смиренно согласился он. - Спокойной ночи, старина. Хороший у тебя пес.
- Прости, - извинился Уилфрид. - У тебя добрые намерения, но тут ты бессилен. Тут все бессильны. Спокойной ночи.
Майкл вышел и спустился с лестницы, напоминая побитую собаку.
Когда он вернулся домой, Динни уже поднялась к себе, но Флер ждала его внизу. Он не собирался поведать ей о своем визите, но жена пристально посмотрела на него и объявила:
- Ты не был в палате, Майкл. Ты ходил к Уилфриду.
Майкл кивнул.
- Ну как?
- Ничего не вышло.
- Я заранее могла сказать тебе то же самое. Как ты поступишь на улице, увидев, что мужчина ссорится с женщиной?
- Перейду на другую сторону, если, конечно, успею вовремя их заметить.
- Тогда в чем же дело?
- Они же не ссорятся.
- Допустим. Но у них свой особый мир, вход в который закрыт для всех остальных.
- Так Уилфрид и ответил.