Конец главы

- Ложись, - окликнула Флер. - Этим ей не поможешь.

В постели они почти не разговаривали. Майкл заснул первым, Флер лежала с открытыми глазами. Большой Бэн пробил двенадцать. Город еще шумел, но в доме было тихо. Время от времени легкий треск, словно распрямляются доски, которые целый день попирались ногами; легкое посапыванье Майкла; лепет ее собственных мыслей, - больше ничего. В комнате наверху - молчание. Флер стала обдумывать, куда поехать на летние каникулы. Майкл предлагает в Шотландию или Корнуэл; она же предпочитает хоть на месяц, но на Ривьеру. Хорошо возвращаться смуглой, - она еще ни разу как следует не загорала. Детей они не возьмут, - на мадемуазель и няню можно положиться. Что это? Где-то закрылась дверь. Скрипнули ступеньки. Нет, она не ошиблась. Флер толкнула Майкла.

- Что?

- Слушай.

Снова слабый скрип.

- Сначала заскрипело наверху, - шепнула Флер. - Пойди. Нужно посмотреть.

Майкл вскочил, надел халат и домашние туфли, приоткрыл дверь и выглянул. На площадке никого, но внизу в холле кто-то ходит. Он осторожно спустился с лестницы.

У входной двери смутно виднелась фигура. Майкл тихо спросил:

- Динни, ты?

- Я.

Майкл двинулся вперед. Фигурка отошла от двери, и Майкл натолкнулся на девушку, когда та уже опустилась на вешалку - саркофаг". Он различил поднятую руку, которой она придерживала шарф, окутывавший ей лицо и голову.

- Тебе чего-нибудь дать?

- Нет. Я вышла подышать воздухом.

Майкл подавил желание зажечь свет. Он шагнул вперед и в темноте погладил девушку по руке.

- Я не думала, что вы услышите. Прости, - извинилась она.

Решиться и заговорить о ее горе? Возненавидит она его за это или будет благодарна?

- Делай как хочешь, родная, лишь бы тебе стало легче, - сказал он.

- Эта была глупость. Я пойду наверх.

Майкл обвил ее рукой и почувствовал, что она совершенно одета. Потом напряжение, в котором находилась Динни, ослабело, и она прижалась к Майклу, все еще придерживая рукой шарф, скрывавший ее лицо и голову. Он стал осторожно покачиваться, словно стараясь убаюкать ее. Динни поникла, голова ее опустилась ему на плечо. Майкл перестал покачиваться, почти перестал дышать. Он простоит так, сколько будет нужно. Пусть она отдохнет!

XXXV

Когда Уилфрид оставил кабинет Эдриена в музее, он не знал, ни куда, ни зачем идет, и двигался, как человек, погруженный в один из тех снов, которые, повторяясь снова и снова, кончаются только с пробуждением. Он вышел по Кингз-уэй к набережной, очутился у Вестминстерского моста, поднялся на него и остановился, облокотясь на парапет. Прыжок - и он свободен! Был отлив - воды Англии уходили в море, радуясь тому, что не вернутся. Уйти! Уйти от всего, что напоминает ему о нем самом. Избавиться от вечного копания в себе, от вечного самоистязания! Покончить с проклятой слезливой нерешительностью, с хнычущим беспокойством о том, как бы не сделать ей слишком больно! Она поплачет и переживет. Чувствительность уже подвела его однажды. Хватит! Видит бог, хватит!

Уилфрид долго стоял на мосту, перегнувшись через парапет, глядя на светлые воды и проходящие мимо суда. То и дело какой-нибудь кокни останавливался рядом с ним в полной уверенности, что он видит что-то страшно интересное! Он и видел! Он видел свою судьбу, видел, как, навсегда уходя в неизвестность, он снимается с якоря и, подобно Летучему голландцу, мчится по дальним океанам к дальним концам земли. Больше не нужно ни бравады, ни унижений, ни мольбы, ни притворства. Он поплывет под своим собственным флагом, не приспуская его.

- Говорят, посмотришь вот так в воду, а потом возьмешь да прыгнешь, донесся чей-то голос.