Читаем Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению полностью

Эти частицы пробивают ионосферу и одиннадцать других сфер, окружающих Землю, достигают земной поверхности и влияют на биосферу. Но это влияние очень слабое (если оно оказывается на растения – то на семена, у животных – на зародыши), и оно создает мутации, то есть возбуждение энергии живого вещества биосферы на определенных участках земной поверхности. В последующем происходят расширение полос возбуждения и захват довольно значительных регионов. Так, арабы, например, возникли вследствие вспышки, которая произошла в VI в. Далее арабы действовали, распространяя свою пассионарность, свой образ жизни и свое мироощущение.

Но раз это энергия, то, как всякая энергия, она имеет свое энергетическое поле. И действительно, мы знаем электромагнитное поле, тепловое поле. Почему же названному виду энергии отказывать в праве иметь поле, тем более что мы видим такую интересную вещь: человек, выброшенный волею судьбы из состава своего этноса, у которого оборваны все системные связи, который оказался в чужой стране, тем не менее свято хранит свой стереотип поведения, свои идеалы, свое мировоззрение. И это ему не мешает.

Состояние рассеяния, или по-гречески диаспоры, характерно для очень многих народов. Цыгане, например, вышли из Индии в VIII в. и до сих пор остаются цыганами. Их что-то совершенно четко отличает от всех народов, среди которых они живут. Они не сливаются с этими народами.

Евреи разбросаны по всей Ойкумене и тем не менее остаются евреями, составляя суперэтнос, состоящий из целого ряда мелких этносов: ашкенази, сефарды, фаллаши, грузинские евреи и так далее. То есть существует определенное явление, которое я называю этническим полем,

которое имеет все свойства поля и объясняет такие явления, как ностальгия, как дружба или вражда между народами. Никто не хочет враждовать ради вражды или ради выгоды.

Тот же самый Толстой написал замечательную повесть «Казаки» о том, как чеченцы шныряют около станицы Гребенской, вступая в перестрелки с терскими казаками. Я был там и эти места видел. Например, переправиться через Терек я бы не рискнул, потому что течение там страшное. Хотя я очень хорошо плаваю и никак не боюсь воды, я даже по колено боялся войти в Терек, чтобы меня не сбило водой и не унесло в Каспийское море. А они переправлялись на другой берег на корягах, и для чего? Для того чтобы подстрелить какого-нибудь казака. А казаки, в свою очередь, делали набеги на южный берег Терека, убивали там этих чеченцев и возвращались, приукрашаясь лаврами, и получали любовь своих казачек. В чем дело? Почему они до такой степени не любили друг друга?

Тут вступает в дело такое явление, которое у биологов называется комплиментарностью.

Это симпатии или антипатии, это безотчетное чувство приязни или неприязни. То есть комплиментарность может быть положительной или отрицательной. На персональном уровне она очень слаба, ее можно переломить даже исходя из сознательных мотивов: расчета, выгоды, стремления избавиться от неприятностей. Но чем больше этническая группа, этнический эталон, тем она сильнее и непреоборимее. В некоторых случаях доходит даже до крайностей. Например, китайцы уж до того ненавидели кочевников, что отказались даже от употребления молока, потому что молоко – пища кочевников. У них была отрицательная комплиментарность. Зато русские с татарами сходились запросто и перемешивались почем зря. Хотя одни считались мусульманами, а другие христианами, это не мешало их дружбе. В чем дело? Это явление, которое требует особого изучения и которое объясняет многие неудачные формы этнических контактов и последующие кровавые события.

И обратите внимание, что этносы комплиментарны к одним, казалось бы чужим, народам и некомплиментарны к другим. Посмотрите на Америку. Католики, которые туда приезжали – французы, испанцы, они очень быстро женились на индейских женщинах и образовывали смешанные этнические группы. Они великолепно уживались друг с другом. А там, где были протестанты, – там была охота за скальпами, отправка индейцев в резервации. Но зато на Таити полинезийцы охотно принимали протестантизм и дружили с англичанами. В Новой Зеландии то же. А с французами, как говорится, у них ничего не получалось.

То есть мы здесь видим вполне природный эффект, который объяснять тем, что кто-то хороший, а кто-то плохой, совершенно нельзя. «Хорошие» и «плохие», «добрые» и «злые» – это понятия исключительно на персональном уровне. Выше персонального уровня и выше личной морали это не идет, потому что там действуют природные явления. А природные явления, например тайфуны или землетрясения, могут быть очень неприятными, но злыми или добрыми они не бывают.

Практическое значение этнологии так же велико, как значение климатологии и сейсмографии. Мы не можем предотвратить цунами, наводнения или засухи, но можем их предсказать и принять меры.

«Конец и вновь начало»:

Диалог вместо вступления

Перейти на страницу:

Похожие книги

Павел I
Павел I

Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.

Александр Николаевич Боханов , Алексей Михайлович Песков , Алексей Песков , Всеволод Владимирович Крестовский , Евгений Петрович Карнович , Казимир Феликсович Валишевский

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Эта книга — взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние десятилетия. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Тем более, что исторический пример такого очищающего урагана у нас уже есть: работа выходит в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции, которая изменила мир начала XX века до неузнаваемости и разделила его на два лагеря, вступивших в непримиримую борьбу. Гражданская война и интервенция западных стран, непрерывные конфликты по границам, нападение гитлеровской Германии, Холодная война сопровождали всю историю СССР…После контрреволюции 1991–1993 гг. Россия, казалось бы, «вернулась в число цивилизованных стран». Но впечатление это было обманчиво: стоило нам заявить о своем суверенитете, как Запад обратился к привычным методам давления на Русский мир, которые уже опробовал в XX веке: экономическая блокада, политическая изоляция, шельмование в СМИ, конфликты по границам нашей страны. Мир вновь оказался на грани большой войны.Сталину перед Второй мировой войной удалось переиграть западных «партнеров», пробить международную изоляцию, в которую нас активно загоняли англосаксы в 1938–1939 гг. Удастся ли это нам? Сможем ли мы найти выход из нашего кризиса в «прекрасный новый мир»? Этот мир явно не будет похож ни на мир, изображенный И.А. Ефремовым в «Туманности Андромеды», ни на мир «Полдня XXII века» ранних Стругацких. Кроме того, за него придется побороться, воспитывая в себе вкус борьбы и оседлав холодный восточный ветер.

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней
История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Монументальный труд выдающегося британского военного историка — это портрет Севастополя в ракурсе истории войн на крымской земле. Начинаясь с самых истоков — с заселения этой территории в древности, со времен древнего Херсонеса и византийского Херсона, повествование охватывает период Крымского ханства, освещает Русско-турецкие войны 1686–1700, 1710–1711, 1735–1739, 1768–1774, 1787–1792, 1806–1812 и 1828–1829 гг. и отдельно фокусируется на присоединении Крыма к Российской империи в 1783 г., когда и был основан Севастополь и создан российский Черноморский флот. Подробно описаны бои и сражения Крымской войны 1853–1856 гг. с последующим восстановлением Севастополя, Русско-турецкая война 1878–1879 гг. и Русско-японская 1904–1905 гг., революции 1905 и 1917 гг., сражения Первой мировой и Гражданской войн, красный террор в Крыму в 1920–1921 гг. Перед нами живо предстает Крым в годы Великой Отечественной войны, в период холодной войны и в постсоветское время. Завершает рассказ непростая тема вхождения Крыма вместе с Севастополем в состав России 18 марта 2014 г. после соответствующего референдума.Подкрепленная множеством цитат из архивных источников, а также ссылками на исследования других авторов, книга снабжена также графическими иллюстрациями и фотографиями, таблицами и картами и, несомненно, представит интерес для каждого, кто увлечен историей войн и историей России.«История Севастополя — сложный и трогательный рассказ о войне и мире, об изменениях в промышленности и в общественной жизни, о разрушениях, революции и восстановлении… В богатом прошлом [этого города] явственно видны свидетельства патриотического и революционного духа. Севастополь на протяжении двух столетий вдохновлял свой гарнизон, флот и жителей — и продолжает вдохновлять до сих пор». (Мунго Мелвин)

Мунго Мелвин

Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Образование и наука