Конец игры

Еще вчера мать попросила достать какой-то тюбик со скрабом из ее сумки. Эмберли, не включая свет, наощупь нашарила флакон и отнесла Тане в душ. Может, это у неё там что-то такое лежало, а потом рассыпалось или пролилось? Да и ладно. Нет времени для выяснений глупых обстоятельств – лучше попытаться поскорее отмыться.

Включив горячую воду, Эмберли намылила пальцы и поскребла их щёткой. Синева побледнела, хоть до конца и не стерлась, но, по крайней мере, уже не бросалась в глаза. Можно идти в школу.

О последствиях своего приговора Саванне Барлоу Эмберли старалась не думать: ничего страшного она не написала, и, тем более, почти все уже знают про враньё, да и мистер Кэрриган вернулся на уроки. А что ещё можно сделать? Разве что подключить СМИ? Но вряд ли какой журналист согласится писать статью или снимать репортаж на столь нелепую и бесперспективную тему «Как старшеклассница оговорила учителя из-за того, что он ставил ей плохие оценки». Каждый день и без того появляются новости куда более значительные.

А может, выставить парочку постов в интернете? Хотела же девица славы – получайте! В мгновенье прославится! Ой, нет, это ведь было бы совсем не так, на что Саванна рассчитывала… Какая досада… Так надо было головой думать, а не кучей гормонов!

Сегодня на улице даже подморозило. Ажурный иней сделал мир похожим на огромную турецкую сладость. Внезапно захотелось, чтобы именно сейчас случилось какое-то невероятное чудо. Эмберли даже зажмурилась в предвосхищении, но тут же открыла глаза и внимательно огляделась, ведь вместо ожидаемого чуда реальность вполне могла подбросить пару не слишком приятных сюрпризов.

Кроссовера поблизости не видно, и это радует. Если его владельцем, действительно, является разработчик, то сейчас, скорее всего, он строчит в интернете посты о Саванне. Или ищет нового обвиняемого.

Если задуматься, наверняка даже в их зачуханном городишке каждую минуту что-то да происходит. Кто-то кого-то бьет, кому-то лжёт, делает гадости, что-то вытворяет. И так до бесконечности. И днем, и ночью. Скамья подсудимых никогда не опустеет. Неужели Эмберли так и придётся раз за разом выносить приговоры, подбирать самые невинные фразы, выкручиваться, чтобы не случилось ничего подобного? Как с Купером Швайгманом или… Майком Уорреном. До сих пор при мыслях о нём холодок пробегал вдоль позвоночника.

Как же остановить это безумие? Сколько она ни старалась, до сих пор ничего не выяснила, не узнала кто разработчик программы, кто тот человек, который приводил в исполнение приговоры судьи. Её приговоры. Это могли бы быть разные люди, но почему-то всё сильнее крепла уверенность, что он ‒ один.

С этими мыслями Эмберли переступила порог школы. Сегодня она особенно припозднилась: повсюду толпы народа и голоса-голоса-голоса, возбуждённые, громкие. Как-то уж чересчур. А причиной всему – листовки, рассыпанные, где только возможно, приклеенные на стену, на шкафчики, на двери. Эмберли даже не стала смотреть, что в них. И так понятно. И вполне предсказуемо.

Она вздохнула с облегчением – всё-таки немного боялась, что из-за её приговора опять случится что-то ужасное, ведь даже самые невинные и прямолинейные фразы можно извратить, вывернуть наизнанку, вложив смысл, который даже не подразумевался. Было бы желание!

Найдя в шкафчике нужный учебник и засунув его в рюкзак, Эмберли направилась вдоль по коридору, вышла в центральное фойе и сразу увидела Саванну.

Нет, не столкнулась с ней, не встретилась, не поймала ее деланную улыбку среди других. Просто увидела. Статичной картинкой на широком экране: крупным планом лицо, глаза почему-то прикрыты, а на лбу – чёткая разборчивая надпись: «Трепло».

Или не надпись?

Получившийся ракурс позволял хорошо разглядеть капельки крови, выступившие из крохотных ранок. Тату? Фиолетовые чернила?

Эмберли дёрнулась, подняла руки, поднесла их к глазам, уставилась поражённо и напряженно, будто впервые увидела эти подернутые синевой подушечки пальцев. Потом схватилась за шею – жёсткий острый комок, образовавшийся внутри горла, мешал дышать.

Опять совпадение? Или… или…

Она торопливо сунула ладони в карманы, попятилась. Что с ней? В мозгах горело слово «шизофрения», переливалось всеми цветами радуги, бликовало и дразнило. Неужели ей светит лечебница вместо учебы в университете? Можно ли что-то с этим сделать? Вылечиться? Обратиться с данной проблемой к психологине? Нет, та наверняка растрезвонит всем и каждому, и Эмберли исключат из старшей школы, ведь сумасшедшим нельзя учиться…

Она, будто рыба, тщетно раскрывала рот, но ни вдохнуть, ни выдохнуть не получалось. Воздух исчез. Кругом вакуум, в котором только отчаяние и страх, а ими невозможно наполнить легкие – они и так уже горели! А дальше станет только хуже. Еще немного, и Эмберли потеряет сознание, прямо посреди холла школы.