Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Что касается знаменитых иллюстраций Е. А. Кибрика к «Кола Брюньону», то они впервые увидели свет в издании ленинградского отделения «Художественной литературы» в 1936 году в сопровождении специально написанного Ролланом восторженного текста «Кола приветствует Кибрика»[757], однако договор на их создание и воспроизведение был заключен с художником именно издательством «Время»

[758], когда планировалось «роскошное художественное издание» «Кола Брюньона» «с деревянными гравюрами какого-нибудь из наших крупных художников» (письмо «Времени» Роллану от 3 октября 1933 г.), которое издательство не успело осуществить[759]

.

В сентябре 1932 года вышли 12 и 13 тома с работами Роллана о театре. В них «Временем», в соответствии с указаниями Роллана, был уточнен относительно французского издания «Hachette» порядок расположения произведений, то есть состав этих томов русского издания является авторизованным и текстологически дефинитивным по сравнению с французским[760]. Тринадцатый том, куда вошли более ранние драмы, написанные Ролланом до «Народного театра», был снабжен послесловием В. А. Десницкого, разъяснявшего публике, что напечатанные драмы представляют собой пройденный этап в творчестве Роллана, который ныне уже не «буржуазный гуманист», а «человек опыта пролетарской революции». Именно эта произошедшая с Ролланом политическая метаморфоза пошатнула «моральные» основания, на которых покоился его договор со «Временем».

Начиная с 1931 года Государственное издательство стало проявлять все более активный интерес к тому, чтобы, в нарушение «морального» монопольного права «Времени» на издание сочинений Роллана, выпускать те или иные произведения французского писателя, причем не просто, как раньше, пользуясь отсутствием на территории СССР Бернской конвенции, а с согласия и с предисловиями Роллана. В конце октября 1931 года к Роллану обратился Музгиз, подразделение Госиздата, а именно советский музыковед М. В. Иванов-Борецкий, с просьбой дать предисловие к новому русскому переводу сочинений Роллана о музыке и музыкантах (см. письмо Роллана «Времени» от 27 октября 1931 г.). Роллан ответил, что связан договором со «Временем», которое печатает его полное собрание сочинений, из какового он ни в коем случае не хотел бы выпускать музыкологические сочинения: «музыка — это сердце всего моего творчества; я обязан ей не только своей манерой воспринимать, а также некоторыми из моих героев; я частично обязан ей своим инструментом наблюдения и выражения — самой психологией» (там же; см. об этом также письмо Роллана «Времени» от 25 октября 1929 г.). Таким образом, при первом столкновении с гос-издательством Роллан вполне понимал, что выход его произведений о музыке в дешевом и тиражном музгизовском издании сделает невозможным их публикацию в составе фундаментального собрания сочинений. «Время» восприняло первую же претензию госиздательства на Роллана как потенциально для себя катастрофическую:

В виду затруднений, которые это дело сулит нам в будущем, четкая, чуждая компромиссов позиция, которую вы заняли с самого начала, дает нам огромную моральную поддержку. Вы со свойственной вам прямотой, определенностью и твердостью встали на защиту наших прав, вытекающих из договора, который делает нас счастливыми обладателями драгоценной связи.

Нечего закрывать глаза: здесь идет речь о самом существовании нашего собрания, т. к. выход в свет ваших музыкологических сочинений в другом издании лишил бы нас фактически возможности охранить эти произведения в составе нашего собрания. <…> это было бы не просто более или менее крупной неприятностью, а настоящей катастрофой, ставящей нас в необходимость совершенно обезобразить наше издание, которое мы с самого начала строим как полное, и которое нам пришлось бы оборвать на полпути, изъяв из него то, что по вашему выражению является сердцем вашего творчества.

Письмо «Времени» Роллану от 11 ноября 1931 г.