Конец легенды

— Ну, не все же тебе решать судьбы других людей! — холодно парировала она. — Какие у нас с тобой перспективы? Я не хочу быть женой Охотника: носиться с тобой по рейдам в этой треклятой пустыне или сидеть в поселке и кусать локти, думая — убили тебя или нет? Не попал ли ты в аномалию, не загрызли ли тебя церберы. А что? Жить в этой «Стране чудес» и Великих богов древности? Чтобы подчиняться до самой смерти их капризам и правилам? Или вернуться на Землю, где все будет тянуть обратно, в прежнюю опостылевшую жизнь? Ты сказал, что потерял все? Я тоже все потеряла, а главное — я потеряла веру в это существование… Да, не в жизнь, а в существование, — а ведь это, наверное, страшно. Но иначе еще страшнее…

— Значит, ты больше не веришь мне и не любишь меня? — спросил я, стиснув зубы.

— Ты здесь уже ни при чем. — Она покачала головой. — Дело не в тебе.

— Если ты меня уже не любишь, то и во мне тоже, — возразил я. — Не думай, пожалуйста, что мне легче воспринимать все те обломки, которые раньше назывались у меня «верой в реальность»… Не догадывался, что тебя сломает эта история…

— Это надо остановить, — упрямо проговорила она, будто не услышав моих слов.

Мне захотелось, как и некоторое время назад, взять ее за плечи и энергично встряхнуть, чтобы развеять это ее состояние. Мне казалось, что она еще прекраснее, чем раньше, но болезненно для меня отчужденная… Правда, я не рассчитывал, что наша встреча будет иной… Я вообще не рассчитывал ни на что. Я просто хотел увидеть ее… А теперь растерялся, как мальчишка…

— Ладно, после поговорим, — тихонько произнес я, — вон они возвращаются.

Со стороны вокзала к нам двигались двое — это была тучная фигура Криса, рядом с которым шел какой-то станционный работник, круглый, как воздушный шар. Крис рядом с ним смотрелся человеком атлетического сложения. На лицо тот напоминал жука-усача: под синей форменной фуражкой торчали очки в толстой роговой оправе и пышные черные усы, вычурно загнутые вверх.

— Так, значит, ты едешь с нами? — В глазах ее мелькнуло что-то похожее на интерес.

— Да, еду, — буднично ответил я, сам ужаснувшись смыслу сказанных мною слов…

— Так, значит, вас трое едет? — хрипло спросил жук-усач, подойдя с Крисом к нашей скамье.

Паттерсон бросил на меня вопрошающий взгляд — я едва заметно кивнул, прикрыв веки.

— Да, втроем мы. — Крис энергично закивал.

— Тогда с вас за троих. — Он снял свою форменную фуражку, протягивая ее Крису будто за подаянием.

У Криса выпучились губы, и он плавным движением фокусника вытащил изо рта три золотых монеты, которые с глухим звяком упали в фуражку.

— Можете занимать любое купе в любом вагоне, — милостиво разрешил жук, — у вас только ручная кладь, без багажа?

— Да, без багажа, — опять кивнул Крис.

Мне показалось, что в том месте, куда мы направляемся, багаж в принципе не нужен…

— Ну, устраивайтесь — через пять минут отправление…

Поезд, тихо постукивая колесами, покачивая вагоном, катил по равнине, уставленной какими-то массивными каменными сооружениями, которые иногда имели кубическую, а иногда и пирамидальную форму. Встречались ряды массивных колонн, которые стояли просто так, не подпирая собою ровным счетом ничего.

Было спокойно, пусто и немного тоскливо.

Солнце кровавым пятном садилось за горизонт, бросая в щели между древними постройками последние косые свои лучи.

В голову пришла глупая и неуместная мысль: откуда под землей, в центре вулкана, взялось солнце?

Я, как мог, отогнал навязчивую идею.

На душе было почему-то тяжело, все вокруг угнетало. А Ирина, единственное светлое пятно, саднила в сердце какой-то ноющей болью. То ли обида, то ли чувство вины, а может быть, ощущение безвозвратной потери…

Крис читал книгу, озаглавленную как «Нонн Панополитанский. Деяния Диониса»[76].

Сперва я подумал, что это его мелкая провокация, из жажды меня позлить, а потом я просто устало махнул рукой и стал смотреть на проплывающий мимо пейзаж.

Ирина, полусидя на парчовом кресле, курила сигарету и делала пометки в своем планшете.

Купе было роскошным, с тяжелыми бордовыми занавесями и золочеными светильниками. Молчаливый высокий и костлявый проводник принес кофе. Кофе был отвратительным. Все выглядело как в давящем тоскливом сне. Я пытался рассредоточить свои мысли, направив их в позитивное или же абстрактное русло. Получалось у меня неважно — краем глаза я нет-нет да и бросал взгляд на Ирину, и сердце болезненно сжималось. Где та девочка, которая с бластером бросилась ради меня на танк?

Что-то изменилось, необратимо и глобально. Но я не мог взять в толк, что именно. Мои аналитические способности, не раз выручавшие меня в трудную минуту, крепко спали. А может, все очень просто? Может, изменился я сам? Она не хочет быть женой Охотника, и я понимаю ее. Я сейчас тоже не хотел ничего. Только быть рядом с ней, пускай и последнее, что я увижу, будет нестерпимо яркая вспышка…

Вся эта тяжелая атмосфера казалась мне насквозь фальшивой и неестественной.

Я первый нарушил тишину, прерываемую только постукиванием колес.

— Далеко нам ехать-то? — спросил я.