На третий день, после обеда, Джо пришел в колледж и отчитал свои вторые часы. Повстречав его случайно в коридоре, на перемене, я побледнел; оттого что времени у нас хватило только поздороваться, нервы мои разыгрались еще сильнее. Он был совершенно спокоен, мое же смятение, должно быть, можно было углядеть за милю. Понятия не имею, как я умудрился довести до конца последнюю пару.
В четыре часа я отправился в свой кабинет, чтобы проверить первую партию сочинений, и буквально через несколько минут вошел Джо. Двое других преподавателей, мои, так сказать, соседи по кабинету, ушли домой. Джо сел на краешек соседнего стола.
- Как оно? - спросил он.
Я затряс головой, изнемогая от желания объяснить ему все как есть, прежде чем он успеет сказать, что он в курсе; но к тому времени я был уже совершенно деморализован, я поставил на себе крест и ничего, кроме смутной возможности - а вдруг он еще не знает, - видеть не желал и не мог. До тех пор пока эта возможность существовала, признаться не было сил, хотя я прекрасно понимал: едва она исчезнет, мое признание лишится всякого смысла.
- Первый, так сказать, урожай, - сказал я, не отрывая глаз от стопки сочинений. - Как ты себя чувствуешь? Ширли говорит, ты был болен.
- Ara, - сказал Джо. Его лицо, вне всяких сомнений, тут же расшифровало бы для меня эту реплику, но я не мог смотреть ему в лицо. Я притворился, будто изучаю сочинение, отчаянно надеясь, что это «ага» ничего особенного не означает.
- Ну, а ты как? - спросил он; ни следа сарказма - любопытство, и ничего, кроме любопытства. У меня немножко отлегло.
- Да, в общем, как обычно.
- Не простудился? Такие дожди…
- Да нет. Меня никакая простуда не берет. - Я чуть не рассмеялся вслух: такое облегчение! Стыд придет позже, сомневаться не приходится, но сейчас-то! Каким таким чудом я вывернулся? Он не знает! И я от всей души поблагодарил про себя Ренни - я почти что любил ее в тот момент.
- Ас тобой что стряслось? - спросил я, куда ровней и радостней. - Мононуклеоз? Гонорея? - И даже осмелился поднять на него глаза, чтобы поглядеть, как он среагирует на мою скромную шутку.
- Хорнер, - проговорил он с болью в голосе, - скажи ты мне, ради Христа, ты зачем трахнул Ренни?
Меня словно по голове ударили: перед глазами поплыло и желудок свернулся кукишем. На пару секунд я в прямом смысле слова потерял дар речи. Он ждал и разглядывал меня со странным, как мне показалось, выражением лица - восхищение с отвращеньем пополам.
- Черт, Джо… - еле вытолкнул я. При первом же звуке собственного голоса, от чисто физического усилия сказать хоть что-нибудь, я покраснел, вспотел как мышь и глаза заволокло слезами. Мне нечего было сказать.
Джо отправил очки по переносице вверх.
- Почему тебе этого захотелось? Причину, назови мне причину.
- Джо, я не могу сейчас говорить.
- Можешь, - сказал он ровным голосом. - И будешь говорить именно сейчас, а не то я повышибу из тебя все твое дерьмо.
Вот в этом, я бы сказал, был двойной тактический просчет: подвела, так сказать, прямая натура. Во-первых, пусть даже угроза насилия меня испугала, она тут же вызвала во мне желание защищаться, а если желание защищаться и есть симптом нечистой совести, оно же угрызения совести и заглушает: у преступника, решающего, как бы ему увернуться от наказания, нет времени размышлять о безнравственности совершенного им деяния. А во-вторых, как мне кажется, вообще-то говоря, единственная возможность добиться от кого бы то ни было правдивых ответов на свои вопросы и быть при этом уверенным, что ответы правдивые, - это создать хотя бы видимость, что любой ответ будет принят со всей душой, и никаких наказаний.
-
- Чушь собачья. Тебе, может быть, и
-
Я не думал, Джо. Если бы я вообще о чем-нибудь думал, я бы этого не сделал.- Ты что, думал, мне это понравится? За кого ты меня принимаешь?
- Я не думал, Джо.
- Ты старательно работаешь под дурачка, Хорнер, и меня это раздражает.
- Может, я и вел себя, как дурак, но никаких обдуманных намерений не было. Я не знаю, какие у меня могли быть неосознанные мотивы, но они были неосознанные, и я ничего о них не знаю и знать не могу. - И, мысленно добавил я, не могу нести за них ответственность. - Но клянусь тебе, сознательных мотивов не было никаких.
- Ты что,
- Хочу, Джо, поверь мне, хочу, - сказал я, покривив душой лишь отчасти. - Но я же не могу говорить о причинах, которых нет и не было. Ты хочешь, чтобы я их выдумал?