Конец пути

– Меня зовут Вуко Драккайнен. Я прошу вас вести себя соответствующим образом, госпожа доктор. Прошу взглянуть вокруг. В комнате постоянно возникают явления, которые вызывают сомнения относительно вашего состояния. Мы не знаем материальной причины этих миражей и не знаем, с какими изменениями они могут быть связаны. В данной ситуации инструкция предусматривает карантин. Пока не будет принято решение о предохранительных мерах или пока ваше состояние не сделается стабильным, мы вынуждены исполнять инструкции. Мне очень жаль, мы постараемся доставить вам все, что в наших силах, чтобы обеспечить удобства, но вы ведь сами понимаете, что я не стану нарушать инструкции. Безопасность важнее всего. Таковы правила.

– Вы не понимаете, – говорит она куда-то в потолок. – Это никакие не миражи. Это мои дети. Впрочем, неважно. Они не навредят вам. Мы… сделали здесь открытие, – она некоторое время колеблется. – Я сделала открытие. Я должна отвезти их на Землю. Все должны узнать. Это все изменит. Вы понимаете?! Все! Ликвидирует голод, насилие, нетолерантность! Мы сможем формировать климат, общество, все! Мы вырастим нового человека! Вы это понимаете?!

– Доктор Калло, – прерываю я ее. – Вы что, не понимаете, что это чрезвычайная ситуация и что нам приходится действовать согласно разработанным процедурам? Повторю еще раз. Это вопрос безопасности. У меня инструкции.

– Когда будет эвакуация? – спрашивает она, закусив губу. Услышала заклинание, от которых любой европеец отскакивает словно от стены в той старой, двадцатого века еще опере «The Wall»[6]. Безопасность. Инструкции. Процедуры. The Wall.

– Наш корабль появится в системе к концу лета. Эвакуация наступит, когда мы вышлем сигнал. Пока что продолжаются поиски оставшихся в живых членов экспедиции.

– Кто еще выжил? И как вы нашли меня?.. Я… у меня провалы в памяти…

– Очень прошу не задавать таких вопросов. Не могу на них ответить. Ваше состояние… деликатно. Вы пережили посттравматический стресс. ПТСР. У вас может проявиться самая разная симптоматика, как психическая, так и психофизиологическая. Дезориентация, состояние страха, амнезия, перебои в ритме сердца, проблемы с речью, даже частичный моторный паралич. Потому я прошу вас избегать сильных эмоций. Прошу ни о чем не переживать и отдыхать. Вы в абсолютной безопасности и находитесь в хороших руках. Вам нужно просто отдохнуть и дать нам работать.

– Нет! Не ищите их! Они погибли! Боже, как же вы не понимаете! Мы должны покинуть эту ужасную планету как можно быстрее! Немедленно, вы понимаете?!

– Пока что это невозможно. Эвакуация произойдет в установленные сроки. Пока что прошу успокоиться и отдыхать. У вас есть какие-то пожелания?

Она смотрит в потолок с недоверием и расстроенно.

– Я веганка. Прошу не давать мне молочных продуктов. Это недопустимо. Никаких продуктов животного происхождения, слышите?!

– Хорошо, госпожа доктор. Я лично прослежу. Если вам что-либо понадобится, прошу откликнуться. Кто-то из персонала вас услышит и передаст мне. До свиданья. Завтра я с вами еще поговорю.

Я кручу драконью голову с ощущением, словно я вот только что пробежал пятьсот метров с корзиной на голове.

Одно дело из тысяч. Нет, не решенное. Отодвинутое.

Фьольсфинн награждает меня неторопливыми, ироническими аплодисментами.

– Неплохая речь. Жаль, что ты не мог выслушать это на трезвую голову.

– Я сделал свою часть. Сотрудничество, верно?

Пассионария за окном садится на кровать, а потом начинает плакать.

– По крайней мере, она не буянит. Нужно что-то придумать, чтобы лишить ее фактора. Акевитта?

– Во время сна, – отвечаю я и подставляю стаканчик. – Что-то вроде тех яиц, которыми мы очистили долину. Внесем внутрь замаскированными подо что-нибудь нейтральное – и дело с концом.

– Так должен был действовать ее саркофаг, но во время наркоза она частично сумела сохранить это. Может, тут дело в воде онемения.

– Ладно, – прекращаю я дискуссию, убирая графинчик со стола. – Идем дальше.

– Кстати сказать… – говорю я уже в цилиндрическом лифте с готическими витражами, пока тот ползет вверх. – Откуда взялись эти камеры? Ты не импровизировал их, переделывая из других помещений, когда решил принять здесь Калло. Они возникли вместе с остальным замком. Были запрограммированы еще в зерне. Полностью изолированные магически, плотные, с готовой системой наблюдения и этими фильтрами, нейтрализующими магическую пыль. Сколько их тут на самом деле?

Фьольсфинн вздыхает.

– Семь камер, предназначенных для нейтрализации Деющих. Столько, сколько было экипажа – исключая меня – в исследовательской станции «Мидгард II». Камера для ван Дикена, камера для Калло, для Фрайхофф, но и для Халлеринга и Дюваля, для Завратиловой и Летергази, потому что я не знал, погибли ли они, и еще две запасные, на случай, если бы когда-либо дорогу мне перешел местный Песенник.

Он замолчал. Где-то за стеной постукивало водяное колесо и плескалась вода, поднимая лифт наверх.