Конец Распутина (воспоминания)

– Вот, вот, вы так же говорите, как все, вы верите этому! – с возмущением воскликнула М. Г. – Поймите, что если даже он это и делает, то с особой целью: он хочет нравственно себя закалять, путем воздержания от окружающих соблазнов.

– Ну, а министров Распутин назначает и смещает тоже для своего нравственного совершенствования? – спросил я, улыбаясь.

М. Г. рассердилась и ответила, что пожалуется на меня Григорию Ефимовичу.

Мне было тяжело видеть фанатическую веру несчастной девушки в чистоту и непогрешимость грязного проходимца. Она не воспринимала моих доводов о развращенности Распутина. Каждое мое слово разбивалось, как о скалу, об ее порабощенное сознание. Я понял, что она уже не может мыслить самостоятельно, не смеет ни на минуту критически отнестись к своему кумиру. Тогда я попытался с другой точки зрения осветить ей вред, который Распутин приносит Царской Семье.

– Ну, хорошо. Допустим даже, что все разговоры о поведении Распутина – сплошной вымысел. Но ведь нельзя же не считаться с тем, как относится к нему общественное мнение не только России, но и всей Европы. И у нас, и заграницей Распутина считают негодяем и шпионом... Его близость к Престолу возмущает всю страну и беспокоит наших союзников. Разве это недостаточная причина, чтобы отстранить его от Государя и Императрицы?

– Никто не смеет обсуждать того, что делают Государь и Государыня: это никого не касается, – с возмущением сказала М. Г. – Они стоят выше всего, выше всякого общественного мнения.

– А если предположить, – сказал я, – что Григорий Ефимович является бессознательным орудием в руках врагов России, проводящих через него свои преступные замыслы, и что конечная цель этих замыслов – гибель России... Тогда как быть? Неужели, даже и при таких условиях, вы считаете полезным его присутствие в Царском Селе? Наконец, вы мне сами говорили, что Распутин с Государем и Императрицей не только молится и беседует о Боге, но обсуждает с Ними важные государственные дела. Ведь вам же известно, что ни одно решение не принимается без его согласия, ни один министр не назначается без его ведома. Поймите же, что каков бы он ни был по своим душевным качествам, – плох или хорош, – он прежде всего темный, необразованный мужик, едва грамотный. Что же он может сам смыслить в сложных вопросах войны, политики, внутреннего управления? Какие он может давать в таких случаях советы? А если он, тем не менее, эти советы дает, то, очевидно, за его спиной стоят какие-то люди, которые в свою очередь тайно им управляют. Вам неизвестны ни эти люди, ни цели, которые они преследуют... Какое же право вы имеете утверждать, что все, без исключения, действия Григория Ефимовича хороши и полезны? Я вам опять повторяю, что близость к Престолу человека с такой ужасной репутацией всюду подрывает авторитет Царской власти... Негодование растет, негодование всеобщее, а если там, на верху, вовремя не опомнятся, наступят такие события, которые все сметут...

В ответ на мою горячую речь М. Г. посмотрела на меня с ласковым сожалением, как на неосмысленного ребенка:

– Вы так говорите потому, что не знаете и не понимаете Григория Ефимовича... Познакомьтесь с ним ближе и, если он вас полюбит, то тогда вы сами убедитесь, какой он особенный и удивительный человек. В людях он ошибаться не может. Ему самим Богом дана такая прозорливость, что он сразу узнает все мысли – он их читает, посмотрев на человека... Поэтому-то его так и любят в Царском Селе и, конечно, доверяют ему во всем. Он помогает Государю и Государыне распознавать каждого, он оберегает Их от обмана, от всякого опасного влияния. Ах, если бы не Григорий Ефимович, то все бы давно погибло! – заключила М. Г. самым убежденным тоном.

Я прекратил бесполезный разговор, простился и ушел.

Вернувшись домой, я стал обдумывать свой дальнейший образ действий. To, что я слышал от М. Г., только еще лишний раз подтвердило мне, что против Распутина одними словами бороться недостаточно. Бессильна логика, бессильны самые веские данные для убеждения людей с помраченным сознанием. Нельзя было больше терять времени на разговоры, а нужно было действовать решительно и энергично, пока еще не все потеряно.

IV

Я решил обратиться к некоторым влиятельным лицам и рассказать им все, что я знал о Распутине.

Однако впечатление, которое я вынес из разговора с ними, было глубоко безотрадное.

Сколько раз прежде я слышал от них самые резкие отзывы о Распутине, в котором они видели причину всего зла, всех наших неудач, и говорили, что, не будь его, можно было бы еще спасти положение.

Но, когда я поставил вопрос о том, что пора от слов перейти к делу, мне отвечали, что роль Распутина в Царском Селе значительно преувеличена пустыми слухами.