Конец российской монархии

Поражением у Горлице было поколеблено положение всего нашего фронта, все наши недочеты получили сразу значение решающих факторов. И постепенно новыми усилиями противника мы были вынуждены к тяжелому и длительному отступлению из Галичины и Польши.

Почти пять месяцев продолжалось это отступление. Какого народа нервы могли бы выдержать подобное испытание?

Рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось: отсутствие единства в управлении войной было всегда наиболее уязвимым пунктом коалиции держав Согласия. Когда одному наносили удар, другие бездействовали или подготовляли контрнаступление…

Наши западные союзники — англичане и французы — пытались облегчить наше положение своим наступлением к северу от Арраса[127], но размеры такового и достигнутые результаты не смогли ни остановить, ни даже ослабить нажима германцев против нас.

Свершившееся в этот период времени выступление Италии также не оказало заметного влияния на уменьшение против нас австрийских сил.

Румыния оттягивала свое решение выступить, да и какой пользы можно было ждать от ее выступления!

Героическая Сербия? Но она сама была на краю гибели.

Хорошо помню глубоко захвативший нас своим трагизмом доклад представителя сербской армии, приехавшего в Ставку.

— Сербский народ, — говорил он, — напряг все усилия, чтобы дать своей небольшой, но крепкой армии все то последнее, что он в состоянии из себя выжать. Мы способны еще на один удар и готовы его выполнить во имя общего дела и по слову русского Верховного главнокомандующего, но этот удар будет последним… В дальнейшем Сербия явится беззащитной и умирающей…

Такая жертва русским главнокомандованием, конечно, не могла быть принята: последнее усилие сербской армии должно было принадлежать сербскому народу, и только ему.

День за днем отходили русские войска, едва отстреливаясь из-за недостатка патронов от наседавшего врага. Их редкие контрудары бывали, впрочем, всегда очень чувствительны для неприятеля.

Сначала очищена была Галичина, потом русские войска стали вытягиваться из польского мешка. Путь следования войск обозначался пожарами. Сжигали хлеб в скирдах и запасы кормов для скота, чтобы не достались врагу.

Население оставляемого района поднималось с мест, впереди армии на восток катилась всевозраставшая волна беженцев, утяжелявшая и замедлявшая передвижение войск. Приходилось прикрывать их исход.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

«Отечественная война», — пустил кто-то эти слова, быстро привившиеся.

Этим сравнением с войной 1812 г. оскорбленное самолюбие русских людей стремилось выжить в отступлении, являвшемся, по существу, вынужденным, идеей какого-то внутреннего замысла.

— Чем дальше уйдем, тем лучше: врагу труднее будет затем убраться восвояси…

Император Николай II любил исторические параллели, и потому сравнение минувшей войны с отечественной его соблазняло давно.

Перефразируя известные слова своего прадеда императора Александра I, сказанные последним в 1812 г., верховный вождь русской армии говорил в декабре 1915 г., обращаясь после одного из своих смотров к офицерам и георгиевским кавалерам:

— Будьте вполне покойны, я не заключу мира, пока мы не выгоним последнего неприятельского воина из пределов наших…

Эти же выражения почти дословно вошли и в речь, произнесенную императором Николаем II в Зимнем дворце 20 июля 1914 г. во время торжественного молебна по случаю открытия военных действий.

Праздные речи, ибо для выполнения их требовалось не только сказать, но и суметь создать в сердцах всего народа соответствующую волю…

Да, война приняла характер отечественной в том смысле, что она была перенесена на родную территорию и что врагу уже отдана широкая полоса русской земли.

Всякое более тесное сближение переживавшегося времени с эпохой 1812 г. являлось неправильным и вредным. Вредным потому, что отдавалось пространство, которое можно было оберечь от неприятельского нашествия и обратное овладение которым требовало больших усилий. Неправильным же потому, что условия ведения войны за протекшее столетие значительно изменили ее.

Наполеон наступал по бездорожной местности, довольствуясь немногими грунтовыми путями в качестве операционных линий. Он шел узким фронтом, почему нападения на его хрупкие и уязвимые сообщения с тылом по мере их удлинения становились донельзя легкими.

Нынешние массовые армии неприятеля заливали, напротив, сплошь всю русскую равнину, от моря до румынской границы. В тылу же своем противник имел возможность пользоваться целой сетью железных дорог, обеспечивавшей ему быструю и надежную службу снабжений.

При таких условиях серьезное нападение на тыл требовало предварительного широкого прорыва фронта; частичный же перерыв сообщений в одной какой-либо точке мог легко компенсироваться более кружным сообщением по соседним путям.

Не могло, таким образом, существовать той чувствительности тыла, которая и погребла наполеоновские армии в России.

ЧТО НУЖНО И ЧЕГО НЕ БЫЛО У НАС ДЛЯ ПОБЕДЫ