Конец российской монархии

После прибытия 10 августа в Константинополь из Средиземного моря немецких быстроходных крейсеров «Гебен» и «Бреслау» успешное выполнение поставленной задачи сделалось чрезвычайно затруднительным, и командующий флотом, зная от агентурной разведки о временном ослаблении боеспособности этих крейсеров после их продолжительного пребывания в Средиземном море, возымел намерение немедленно прорваться через Босфор к Константинополю и уничтожить там крейсера. Этим Турция была бы удержана от выступления против нас, что имело бы весьма благоприятное влияние на ход войны.

Так как такая операция, направленная против пока еще нейтральной державы, выходила далеко за пределы прав Верховного главнокомандующего, командующий флотом обратился со срочной просьбой о разрешении этой операции непосредственно к государю. Наше правительство, будучи связано союзными обязательствами, не решилось на этот шаг самостоятельно и обратилось за согласием на него к нашим союзникам.

Однако дипломатия наших союзников питалась в это время иллюзией, что ей удастся, пользуясь своим, якобы решающим влиянием в Турции и широко применяя подкупы руководящих турецких кругов, удержать ее от вступления в войну на стороне Германии. Поэтому союзники не только категорически этому воспротивились, но и потребовали, чтобы Черноморский флот не предпринимал никаких действий, которые могли бы быть приняты Турцией за приготовления к войне против нее.

В связи с этим Верховное командование принуждено было на основании распоряжения правительства дать соответствующие директивы, и, таким образом, в угоду иллюзиям дипломатии, которую, как потом оказалось, турки, грубо говоря, водили за нос, нами был упущен чрезвычайно благоприятный случай решить одним ударом в самом начале боевых действий стратегический вопрос, от которого во многом зависел благоприятный для России исход войны.

И мало того: раз прорвавшись к Константинополю, флот, конечно, не ушел бы оттуда с пустыми руками, а остался бы там до тех пор, пока не решил бы поставленной ему еще Петром Великим национально-государственной задачи овладения турецкими проливами. Увы, известная военная аксиома «упущенный на войне случай никогда больше не повторяется» полностью подтвердилась и на этот раз. Несмотря на все старания, мы в дальнейшем не смогли решить данную задачу, и это, безусловно, как мы увидим позже, способствовало возникновению революции и проигрышу войны.

Во всем этом мы имеем яркий пример того, какое отрицательное влияние на ведение войны могут иметь заблуждения дипломатии и как трудно бывает во всякой коалиции согласовать между собой действия, даже если это касается жизненных интересов отдельных ее членов.

В Ставке генерал-квартирмейстер Данилов и некоторые офицеры его управления скептически относились к Босфорской операции и вообще считали ее нецелесообразной и несвоевременной.

Такое непонимание исключительной важности решения вопроса о проливах, не только с точки зрения жизненных интересов России, но и с точки зрения непосредственных стратегических интересов самой войны, свидетельствует об отсутствии у наших сухопутных собратьев достаточной широты взглядов, что мною в отношении генерала Данилова и было уже отмечено. Это было следствием нескольких причин. Во-первых, у большей части наших военных, а также и среди интеллигенции искони преобладала так называемая континентальная идеология, и ей были в значительной мере чужды морские проблемы. Во-вторых, стратегическая идеология сухопутного Генерального штаба носила узкодогматический характер, каковым даже отчасти заразился Морской генеральный штаб. Идеология эта безоговорочно требовала сосредоточения всех сил и средств против главного противника, каковым в данном случае была Германия, потому Генеральный штаб считал нецелесообразным и даже вредным ослабление сил на главном театре войны во имя ведения операции, в пользе которой он не отдавал себе ясного отчета и цель которой, по его мнению, достигалась победой над Германией. В-третьих, в нашей военной среде всегда жило известное недоверие к «боевым» способностям флота, и оно значительно усилилось после столь несчастной для нашего флота войны с Японией. Причем вследствие совершенно различной структуры сухопутных и морских сил военная среда не могла верно оценить тот поистине гигантский успех, который был достигнут в боевой подготовке нашего флота после войны с Японией, а потому в начале мировой войны к боевым способностям флота продолжали относиться с тем же недоверием.

Все это, конечно, не могло не влиять отрицательно на суждения руководителей Генерального штаба об операциях флота на Босфоре.