Конец сказки

– Мадемуазель?! – свистящим шепотом позвал Эдик, – эй, мадемуазель?! Вы где?!

– Сейчас эти уроды услышат про бабу, и полетят сюда, как мухи на говно, – предупредил Андрей.

– Г-где же она? – не унимался Эдик. Ему хотелось отплатить добром за добро.

– Оставь это. Сматываем удочки.

– Так не го-годится, – уперся Армеец. – Надо дождаться даму.

– Не придет она, – заверил Бандура.

– О-отчего это?

– Можешь не сомневаться, она уже далеко. Хотя, я не удивлюсь, что она преспокойно наблюдает из окна за тем, как мы уматываем. Как только мы устроим шум, и вся орава увяжется за нами в собачью свадьбу, она преспокойно выйдет, выберет машину по вкусу, и уедет. Как тебе такой вариант?

– З-звучит п-правдоподобно, – уныло протянул Эдик.

– Не быть тебе генералом. Все, пошла она к черту. Помоги мне забраться внутрь.

– Кстати, ты с-сказал, что мы бу-будем шуметь? – спросил Эдик, подавая Андрею руки. – Это де-действительно так?

– А ты полагаешь, эта балалайка за-заведется тихо, как шестисотый «мерин»?

– Не-нет. Я так не думаю. А что мы будем делать, ко-когда эти па-парни выбегут на з-звук мо-мо-мотора?

– Как что, Армеец?! Не задавай глупых вопросов. Мы их всех перестреляем из тех вон пулеметов, что стоят на крыше этого бронированного корыта. Как тебе мой план?

Бледное лицо Армейца свидетельствовало в пользу того, что план этот ему не по душе. Но, он не стал перечить.

– За-завораживает, – сказал Эдик кисло.

– Тогда по коням.

* * *

– Браво, Вацик! Сделай еще разок, на бис. Я, б-дь на х… смотрю, вы меня тут по полной программе оплакиваете…

– Леня, – начал Бонифацкий, как только к нему вернулась способность говорить, – Леня… это не то, что ты думаешь, партнер.

Значит, партнер? – уточнил Огнемет таким голосом, после которого обычно дают в физиономию либо вообще стреляют. Правда, Боник с некоторым облегчением отметил, что при Лене нет огнестрельного оружия. Впрочем, это было непринципиально, Огнемет мог без проблем убить кого угодно и голыми руками. Он сам был смертельным оружием, как герой Мэла Гибсона в известном американском боевике,[82] только гораздо хуже.

Пожалуй, разумнее было вообще не открывать рта, искусству держать язык за зубами солдаты учатся еще на первом году срочной службы. Это называется «делать морду чайником», но Боник от страха просто не мог захлопнуть пасть. Кроме того, «морда чайником» могла не сработать с Огнеметом. Все же, они были не в армии.

– Партнер? – повторил Леня с нажимом. – А ты никогда не слышал, что партнеров не наебывают и не ебут?

– Это не то, что ты думаешь, Леонид, – залепетал Бонифацкий. С тем же успехом он мог объявить снег зеленым, а листву белой.

– А что мне, б-дь на х… думать? – осведомился Витряков, продолжая улыбаться улыбочкой, от которой у Боника прихватил живот. – Ты, б-дь, – Винтарь загнул первый палец, указательный на левой руке, – приказал свернуть поиски, партнер?

«За-за-завик», –

хотел сказать Боник, но язык прилип к гортани.

– Я думал, Леня…

– Заглохни, падло, – перебил Огнемет. – Ты, Вацик, ты… А теперь ты долбишь эту шалаву, мою женщину, в мой день рождения, рассчитывая, что моя песенка спета.

– Леня, да ты что? Между нами с Юлей – ничего такого. Я тебе слово даю!

– На х… мне твое слово, Вацик? Заткни его себе в очко.

– Леня…

– Да ты, пидор, даже халат мой нацепил, – добавил Витряков. В принципе, по сравнению с предыдущими это обвинение представлялось как минимум несущественным, но именно оно, как ни странно, послужило последней каплей.

– Леня, – потея, прошептал Вацлав Збигневович.

– Прикрой, падло, пасть! – по тому, как потемнело лицо Витрякова, присутствующие догадались, что он вот-вот прикончит Бонифацкого голыми руками. В этот момент Леня играючи мог сделать это, позабыв о том немаловажном обстоятельстве, что без финансовых способностей и связей Вацлава Збигневовича он сам рисковал очутиться в роли обыкновенного главаря чрезвычайно опасной банды вымогателей, круто, бесспорно, но не более того. В роли, обрывающейся в первом акте после крушения коммунизма и обретения так называемой независимости местных партократов от московских, задолго до антракта, предшествующего приватизации. Что рэкетиры-беспредельщики, сколько бы они не имели на вооружении помповиков, автоматов АК-47 и даже гранатометов – тупиковая ветвь развития, Боник ему на пальцах обрисовал давно. Ветвь, обреченная на вымирание, как это некогда произошло с динозаврами, саблезубыми тиграми и пещерными медведями. И все же эти соображения вряд ли бы остановили бы Леню, который часто сначала делал, а потом думал. Тем более, что Боник в ожидании развязки растерялся и застыл как заяц в свете автомобильных фар. Более того, мямлил какую-то ерунду, обыкновенную для застуканных на горячем мелких воришек. Юлия же вообще проглотила язык, завороженная воскресением Витрякова. Да, он воскрес в воскресенье. Ситуацию выправила Тома. Это произошло в тот самый момент, когда Огнемет, видимо, собираясь избавиться от ненужного свидетеля, выставил ее вон.