Конец Смуты

Бояре задумались: чин думного дьяка был наименьшим думским чином, и никто из знатных потомков князей и бояр им просто не жаловался. Дьяки вообще были отдельной корпорацией в русском служилом сословии, ничуть не менее замкнутой для людей со стороны, нежели, скажем, боярская.

– Это не того ли Патрикея Рюмина сын, что в походе на Ревель сгинул безвестно? – подозрительно глядя на стоящего тут же Клима, проговорил старый окольничий Буйносов.

– Да, это мой батюшка, – твердо и с достоинством отвечал ему Рюмин.

– И где же твой батюшка? – последовал новый вопрос.

– Погиб ото многих ран, полученных на царской службе.

– А ты где с той поры пропадал?

– На чужбине я вырос, бояре, а государь наш меня на службу взял. С ним и вернулся в родное отечество.

– Стало быть, службу ты столь годов не правил, а чести хочешь по-отеческому?

– Я честно и доблестно служу своему государю и не хочу иной чести, нежели та, коей он меня пожалует!

– Ишь каков, стыда у тебя нет! Бесстыжий ты!

– Стоп, бояре, – поспешил прервать я разгорающийся спор, – скажите мне – я царь или не царь? Разве я не вправе жаловать за службу верного человека чином и землею? Разве честный сын честных родителей, оттого что на чужбине побывал, теряет право на вотчину? Я ведь не требую, чтобы он выше вас в думе сидел!

– Государь, – поднялся с места Мстиславский, – ты наш царь, а мы твои холопы. И ты волен каждого из нас казнить или миловать. Однако ты сказал, что он честный сын честных родителей, а так ли оно? Если Клим в законном браке родителем своим прижит, то и говорить не об чем, его вотчина. Но так ли оно?

– Государь, дозволь слово молвить? – взволнованно произнес Рюмин.

– Говори.

– Урожден я в славном городе Ревеле, иначе Колывани. Отец мой и матушка венчаны были, и меня там же крестили, в том крест целую.

– Это откуда в Ревеле православный поп взялся, чтобы родителей твоих венчать?! – закричал кто-то из задних рядов.

– Тихо! – прикрикнул я на думу, – порешим так. Поелику город Ревель находится под рукою брата моего короля Густава Адольфа, с коим мы пребываем в дружбе и братской любви, то полагаю с первой оказией послать туда верных людей, дабы о деле сем разузнать. Однако дела государственные ждать не могут, и потому в посольство Рюмин поедет и чин получит. Если выяснится, что он лгал нам, то с него за сию вину спросится полной мерой. А если нет, то пусть вам, бояре, стыдно будет! На том и порешим, а теперь если дел больше никаких нет, то не задерживаю.

Выходя из палаты, я обернулся к Климу и тихонько спросил:

– Ты мне ничего рассказать не хочешь? А то смотри, прилепится к фамилии прозвище Бесстыжий или Бестужев[27].

На следующий день пришли хорошие известия. Василий Бутурлин, посланный перехватить Заруцкого и Марину Мнишек в том случае, если им удастся улизнуть из Коломны, не терял времени зря. После взятия нашими войсками Коломны он развернул свой отряд и пошел на Воронеж. Взяв с ходу эту небольшую еще крепость и захватив неожиданно большую добычу, воевода разгромил несколько мелких шаек и послал гонцов известить о своей победе. По-хорошему бы ему не задерживаться, а рвануть прямиком на Астрахань. Но до нее, почитай, тысяча верст, и ни одного города по пути. Ни одного, потому что и Царицын, Саратов и прочие города за время Смуты совершенно разорены, а многие и сожжены дотла.

– Откуда в Воронеже таковые запасы взялись? – спросил я у бояр.

– Вестимо откуда, государь, – отвечали мне, – Тушинский вор с Заруцким их загодя собирали. Чаяли там отсидеться, если что, да стакнуться с казаками или татарами с ногаями для войны. Но не попустил Господь воровству сему.

Список, присланный Бутурлиным, и впрямь впечатлял. Значительные запасы пороха, оружия и продовольствия были как нельзя кстати. Одних пушек разных калибров – более сотни.

– Не прикажешь ли, государь, чтобы запасы сии сюда прислали? В походе на Смоленск куда как пригодятся.

– Нет, не прикажу. Пусть запасы сии охраняются пуще глаза. Летом надо будет рать посылать на Астрахань против тамошнего самозванца. Вот запасы сии и пригодятся. Опять же крепости восстанавливать – царицынскую, саратовскую, самарскую и прочие. Нужны будут туда пушки.

– Как повелишь, государь; а что прикажешь с казачьей челобитной делать?

– С какой еще челобитной?

– Ты тоже, Иван Федорович, скажешь – «казачьей»! – встал со своего места Романов. – Если холопы от хозяев поубегали да разбойничали где ни попадя, так уже и показачились?

– Так, бояре, ну-ка с этого момента поподробнее: что за холопы, почему показачились и что за челобитная?