Конец света на «бис»

А потом, в начале шестьдесят второго, всё изменилось. Разговоры о перебазировании на Кубу затихли, и возобновились только летом. Но уже в другом ракурсе: пойдут одни лишь торпедные лодки (и то в небольшом числе). И никаких ракетоносцев, никаких плавбаз, и никакого переезда семей на Кубу. Да и сама Куба была под вопросом – поговаривали, что на самом деле лодки Северного флота пойдут не на Кубу, а в Гану (причём скрытно). А к осени началась горячка: на «Б-4» грузили снабжение для дальнего похода, забивая им все закутки и без того тесного железного нутра субмарины. И моряков «четвёрки» ждал немалый сюрприз: при погрузке торпед на борт была принята одна со спецголовкой: люди в белых халатах аккуратно запихнули её в торпедный аппарат номер четыре. А экипаж «Б-4» увеличился на одного человека: спецторпеду со спецбоеголовкой опекал молчаливый капитан-лейтенант, прозванный вскоре «Головастиком». Он получил спальное место в первом отсеке – спал, как говорится, в обнимку со своей любимой. Это был первый случай, когда дизельная торпедная лодка должна была выйти в поход с таким боекомплектом. Никто из экипажа «четвёрки» (за исключением Головастика) не знал, на что способна атомная торпеда. Об этом знал только командир – его проинформировали, что во время испытаний такой торпеды взрывом были потоплены два старых эсминца, два тральщика и две подводные лодки-мишени.

Сборы казались бесконечными, но всему на свете приходит конец. И настал день, когда адмирал Фокин, заместитель командующего ВМФ, лично провожавший «Б-4» в поход, произнёс перед моряками «четвёрки», собравшимися в клубе плавбазы: «Впервые в истории нашего флота вы идёте так далеко, куда наши подводники раньше не ходили», окончательно сбив с толку всех (или почти всех). Куда понятнее были слова командира эскадры подплава, контр-адмирала Рыбалко, сказанные им уже на отходе, с пирса: «Не промочите ноги!».

«Есть!» – выкрикнул в ответ Кетов и рыкнул: «Бортовые, малый назад!» И бортовые двигатели начали накручивать первые метры многотысячемильного похода.

…«Знал контр-адмирал, что говорил, – подумал лейтенант Шеховцов, протирая лицо после очередной водяной оплеухи. – Тут и ноги, и яйца промочишь, и вообще всё, что можно и нельзя».

Верхняя вахта в шторм – не сахар, но для моряков-подводников, набитых в жестяную консервную банку субмарины, надводный переход – это возможность высунуть нос наружу и покурить (или хотя бы просто глотнуть свежего воздуха после духоты отсеков). И неважно, что наверх выпускают не более семи человек одновременно (чтобы не задерживать, в случае чего, экстренное погружение), что посещение надводного гальюна в непогоду являет собой акробатический этюд, и что курить в рубке приходится, прикрывая папиросу ладонями от ветра и брызг. Свежий морской воздух – это свежий морской воздух, и подводники особо его ценят.

…Шторм шёл на убыль, и вахта близилась к концу. Лейтенант Шеховцов, промокший и продрогший, уже предвкушал отдых, и тут (это чтобы жизнь раем не казалась) пришёл доклад радиометриста: «Объявился «Ю-ви-2» в ста милях к юго-востоку. Возможен подлёт с левого борта».

«Ну, вот, – подумал лейтенант. – Объявился, красавец. На Фарерском рубеже в случае войны американцы разворачивают целую противолодочную эскадру, но сейчас у нас пока не война, и потому патрулирует этот район одинокий «Вилли-Витя»[8] из Кефлавика. Он ещё далеко, но можно и приблизится – самолёт всё-таки». И как будто в ответ его мыслям снова раздался тревожный голос в переговорнике: «Мостик! На третьем диапазоне слева сорок пять – работа самолётной РЛС. Сигнал один балл!».

^{На Исландско-Фарерском противолодочном рубеже}

– Есть, метрист! Внизу! Доложить командиру о сигнале. Выход наверх запрещён!

– Мостик, командир! При увеличении сигнала до четырёх баллов – погружаться!

Всё правильно: с самолётом (даже если он одинокий) шутить не стоит.

– Сигнал два балла!

– Есть, метрист!

– Сигнал три балла!

Лейтенант и сигнальщик уже сняли страховочные концы, матрос сбегал в надводный гальюн, и торопливо доложил «Нет никого!». «Только бы лодка не зарылась сейчас в волну, – с тревогой подумал Шеховцов, – мы же без страховки!».

– Сигнал четыре балла!

– Вниз! – Сигнальщик исчезает в люке. – Стоп дизеля! – орёт офицер и прыгает вниз, к верхнему рубочному люку. – Срочное погружение!

Лейтенант ещё только заносил ногу в шахту люка, как смолкли дизеля. Засвистел воздух из балластных цистерн, выдавливаемый водой через открытые клапана вентиляции. Лодка просела метра на два, Шеховцов с глухим стуком закрыл люк, повернул кремальеру, подбил её тычком ладони и, скользя по поручням через боевую рубку, через нижний рубочный люк в центральный пост, выкрикнул: «Задраен верхний рубочный люк!».

Лодка ушла под воду – наверху остались только волны с белыми гривами гребней.

****