Конец Вечности

— С тех пор, как в 482-м имело место последнее серьезное квантовое изменение, Всевременной Совет следил за проявлением в этой новой Реальности определенных нежелательных тенденций. Впрочем, никогда не достигали они уровня, на котором могли бы проявиться в экстраполяциях, даже при учете поправок пятого порядка, а дальше мы забираться не рискуем во избежание накапливающихся погрешностей. По этим причинам мы сконцентрировались на рутинных Наблюдениях, и вам, Хоремм, было чем заняться. Однако новые расчеты демонстрируют, что источником этого возмущения является неожиданное и, пожалуй, беспрецедентное отношение некоторых времян этого столетия к Вечности. Всевременной Совет относится к результатам расчетов скептически и не намерен принимать их во внимание без прямых доказательств. Именно по этой причине я подыскал представительницу аристократии, которая стремилась поработать в Вечности развлечения или острых ощущений ради. Я взял ее под плотное наблюдение, проверяя, сгодится ли она для наших задач...

Под плотное наблюдение, да уж! И снова мишенью гнева Хоремма вместо женщины стал Финжи.

Финжи продолжал:

— И она оказалась пригодна по всем параметрам. Теперь мы возвращаем ее во Время. Используя ее жилище как базу, вы сможете изучить общественную жизнь ее круга — разумеется, с оговоренными в задании предосторожностями. Я лишь намерен подчеркнуть, что вы станете наблюдателем культурных особенностей тесного, довольно специфического сообщества, и мисс Ламбент представляется идеальным инструментом для его опосредованного изучения. Теперь вам понятна ее здешняя функция?

На прямой вопрос Хоремм был вынужден ответить.

— Да, Компьютер.

— Вы согласны взять на себя это задание?

Хоремм не удержался от прощального выпада:

— Я Наблюдатель, и это мой долг. Я исполняю свой долг независимо от разъяснений цели задания.

Хоремм удалился с удовлетворенным осознанием, что, проявив высокую степень идеализма (ожидаемую от Вечного), он тем не менее дал понять Финжи, что мудреные объяснения Компьютера (интересно, как долго он придумывал их?) оставили Хоремма равнодушным.

За этой мыслью, почти незаметная ему, крылась другая: близится новое квантовое изменение в 482-м, и, как знать, вдруг оно сотрет аморальность этой эпохи, заменив ее добропорядочностью?

Дом Нойс Ламбент оказался довольно уединенным, но добраться туда из крупного города этого столетия было нетрудно. У Хоремма в мозгу была ментальная карта этого города, как и прочих. Он знал его проспекты и здания, транспортные маршруты и жизненные традиции. Он знал, какие именно районы ему следует пронаблюдать в каждый из дней своей командировки, когда совершить каждое перемещение и когда оставаться на базе.

Первый разговор с Нойс Ламбент в ее Времени был спровоцирован ее замешательством от легкого темпорального сдвига.

Она выдохнула:

— Июнь, Наблюдатель Хоремм!

— Не упоминайте здесь моей должности, — резко отозвался он. — Июнь? И что с того?

— Когда меня вызвали, был февраль, — она лукаво глянула на него и выдержала паузу, — в этом самом месте, и всего месяц назад.

Хоремм нахмурился.

— А какой сейчас год?

— О, тот же самый год.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена.

У нее была неприятная привычка близко придвигаться к нему при разговоре, а легкая шепелявость (скорей мода того столетия, чем личная особенность) придавала ей сходство с беспомощной девчонкой. Хоремма это не одурачило; он отстранился.

— Вы обычно в этом доме весной живете?

— Нет. У меня на Средиморье дом есть.

(Хоремму этот регион был известен под более ранним именем Средиземноморья.)

— В таком случае, — сказал он, — ваши друзья ожидали бы, что вас тут не будет на протяжении этого срока, разве нет?

— Понимаю, — ответила она задумчиво. — Хотите сказать, это бы странно выглядело, возвратись я в апреле?

— Именно. Мы в Вечности стараемся следить за такими вещами. — Он важничал, будто Старший Компьютер.

— Но, получается, я потеряла три месяца жизни? — спросила она.

— Ваши перемещения во Времени не имеют ничего общего с вашим физиологическим возрастом.

— Это значит, что потеряла или не потеряла?

— Не потеряли.

— Почему вы на меня дуетесь? — спросила Нойс Ламбент на следующий вечер.

Ее плечи и кисти рук были обнажены, а длинные ноги слабо мерцали под люминесцирующим платьем, на вид как пена.

Пространственно-временная диаграмма вынуждала Хоремма в поздние часы суток оставаться в доме. Там он и ужинал, выбирая блюда, уже известные по предыдущим командировкам или местным кулинарным книгам, но прежде не испробованные. Как ни странно, ему нравилось. И, как ни странно, ему понравился пенистый светло-зеленый напиток с ароматом перечной мяты, который поднесли к ужину.

— Я на вас не сержусь, — сказал он. — Я вообще ничего к вам не испытываю.

В этот момент он был абсолютно искренен.