Конец второй республики

31 апреля-1 мая прошла конференция. Обсуждали одно — как избавить народ от тирании КПСС и КГБ. Представители каждой республики и организации рассказывали о своих проблемах и методах деятельности. Мы рассказали о том, как идет организационное становление НФА. Мне задали вопрос о Карабахе: чей он? Я ответил, что Карабах должен принадлежать людям, которые там живут, землю надо раздать крестьянам, обеспечить им экономическую свободу, тогда политические вопросы отойдут на второй план. Затем слово предоставили двум молодым людям из Грузии. Они сказали, что привезли с собой кассету с видеосъемкой кровавого побоища в Тбилиси 9-го апреля 1989-го года. Хозяева нашли телевизор и видеоплеер, все уселись и один из грузин начал комментировать происходящее на экране.

Был виден ночной проспект Руставели, запруженный толпой. В полутьме — трибуна перед зданием парламента. Горячо выступает оратор, на грузинском. В Вильянди молодой холеный грузин лениво переводит: «Ну, он говорит, что мы не уйдем, пока наши требования не будут приняты». Затем еще один оратор, что-то выкрикивает, толпа в ответ что-то отвечает хором. Грузин переводит: «Ну, они клянутся, что готовы умереть, но отсюда не уйдут». Еще оратор, еще выкрики, еще клятвы. «Стоять насмерть и не уходить»!

Потом показался священнослужитель. Наш грузин оживился: «Это Католикос Илия II, очень авторитетный, сейчас он будет говорить, что надо расходиться, но его не послушаются». Да, католикос что-то сказал, поднял руку, еще что-то сказал, отошел в темень. К микрофону подошел еще один оратор, начал выкрикивать и потрясать кулаками, толпа в ответ закричала. Грузин с гордостью сказал: «Ну вот, видите, народ клянется, что не разойдется…» Тут опять к микрофону подошел католикос. Грузин начал переводить более точно: «Дети мои, раз вы приняли решение остаться здесь и не приняли моего совета, то знайте, что через десять минут произойдет нечто страшное. Я это знаю из очень достоверных источников. Молитесь Господу, готовьтесь к встрече с ним, думайте о Нем…»

Затем камера начала показывать в абсолютной тишине толпу склонивших голову людей. Минута, вторая, третья. Грузин продолжал гордо комментировать в тишине: «И так мы стояли десять минут молча…»

И в Хуторе люди восемьдесят человек просидели десять минут, глядя на полутемную улицу Руставели в далеком Тбилиси, двадцать два дня тому назад. Мы уже знали результат, на Съезде уже выступали депутаты, офицеры и генералы. Вдруг послышался рокот дизелей бронетранспортеров, камера в руке оператора начала прыгать, толпа побежала, оператор то ли упал, то ли выронил камеру, но неподвижная камера начала показывать бегущие ноги в темноте.

Потом — яркий солнечный день, свежая зеленая трава, на траве — ряд трупов. Грузин продолжил свои комментарии: «Убили восемнадцать человек. Травили газом. Экспертная комиссия подтверждает, что этот газ советские войска использовали в Афганистане. Били и рубили саперными лопатами…»

Я был подавлен. Я не понимал гордости и торжествующей, почти левитановской, интонации молодого комментатора. Я вспоминал Мейдан в Баку и понимал, что эти клятвы не уходить с площади не только клич свободы, но и попытка кого-то сместить с поста, чему-то помешать, куда-то направить русло событий, добиться большей дестабилизации…

Когда мы вернулись в Баку, материалы конференции Антибольшевистского Фронта были уже на столе у Везирова. Меня вызвал к себе президент АН Азербайджана Эльдар Салаев и посоветовал быть осторожней:

— На собрании городского партактива Везиров метал громы и молнии в твой адрес, называл тебя полковником ЦРУ.

Что ж, звание полковника ЦРУ совпадало с моим возрастом, я вполне мог бы быть полковником. Через несколько месяцев азербайджанские национал-радикалы начнут распространять про меня слух, что я — полковник КГБ.

Мы тщательно отшлифовали наши документы — Устав и Программу. В начале мая у меня на квартире Кордсовет встретился с именитыми писателями Азербайджана — Бахтияром Вагабзаде, Исмаилом Шыхлы, Сабиром Рустамханлы и Юсифом Самедоглу. За стаканом чая мы обсудили ситуацию и заручились их поддержкой. Они сообщили, что нас поддерживает и поэт Мамед Араз, но из-за болезни не имеет возможность присутствовать на наших мероприятиях. Он дал нам карт-бланш на то, что бы упоминать его имя в числе тех, кто будет подписывать документы в поддержку НФА.

Через день Бахтияр Вагабзаде выступил по радио «Свобода» и провозгласил, что «враг Народного Фронта Азербайджана — враг Азербайджана». Это был болезненный удар по «партноменклатуре» и лично по Везирову. «Теперь он станет сговорчивее» — говорили мы. Ведь статусная интеллигенция в СССР, особенно в Азербайджане, всегда играла роль смазочного масла в шестеренках властного механизма. Теперь масло решило пойти против механизма, это был первый сигнал того, что начался слом механизма.

Активисты ВИЦ НФА размножили и стали распространять по всей республике обращение к народу, подписанные известными деятелями литературы.