Конец второй республики

«Отряд охраны» был сформирован Председателем де-факто, без санкции Правления. Я несколько раз выносил на обсуждение Правления вопрос о роспуске отряда и запрета на его деятельность, такой отряд Уставом НФА не предусматривался. Отряд состоял из десятка-два молодых мужчин явно криминальной наружности. Иса и его команда категорически возражали против роспуска этого отряда. Отряд возглавлял Мамед Ализаде, земляк и доверенное лицо Абульфаза Алиева.

— Ну, зачем нужен НФА этот отряд? — спрашивал я.

— Защищать порядок на митинге — отвечал Иса.

— На митингах бывает от тридцати до сорока тысяч человек, люди сюда приходят с предприятий и вузов организованно, ведомые своими опорными группами. Если даже представить, что кто-то спровоцирует беспорядки на площади, что сможет сделать группа в десять — двадцать человек?

Но доводы Исы в пользу некой мифической опасности для лидеров НФА убеждали большинство Правления, вернее, уже никто не хотел идти на обострение отношений с этой группой нахрапистых людей, подчиненных непосредственно Председателю. Главным врагом считалась Коммунистическая партия.

Очень скоро мне предстояло узнать, для чего формировался этот отряд охраны.

И еще одной, третьей неформальной группой была служба подслушивания, которую организовал некий Орудж, работавший в Министерстве связи. Фронтистам, работавшим в этом министерстве, удалось наладить подслушивание высокопоставленных партийно-государственных деятелей Азербайджана, и тех деятелей из руководства НФА, которые осмеливались идти против курса «Большого бея». Несколько раз во время заседаний Правления Этибар Мамедов со скрытой угрозой предупреждал меня, что раскроет наши разговоры народу, на что я спокойно отвечал: «Ради бога. Я отвечаю за каждое свое слово».

7-го октября Фронту предоставили помещение, которое народ сразу назвал «штабом». Помещение было небольшое, угол двухэтажного здания рядом с синагогой, переделанной под «Театр песни имени Рашида Бейбутова». На втором этаже были комнаты Правления и Председателя. Сразу же у входа появились люди из «отряда охраны». В первый же день, придя в штаб-квартиру НФА, я увидел, как некий молодец грубо отталкивает интеллигентного вида мужчину. Я отозвал его в сторону. Выяснилось, что это преподаватель института иностранных языков, кандидат наук, и у него свои идеи о политике, которую должна проводить республика, для разъяснения чего он пришел в НФА.

— Что за идеи, я с удовольствием выслушаю вас — предложил я.

— Я воздержусь. Примите мои заверения в уважении к вам лично, но то, что я здесь увидел, убеждает меня в бесполезности попыток найти здесь подходящую почву для обсуждения и реализации моих идей.

Меня будто ударили. Всегда я представлял Фронт как источник идей демократии, трибуну для дискуссий, поиска истины и блага для народа. Теперь вот, молодой и симпатичный человек, ученый, вежливо, но без обиняков говорит, что он не видит Фронт как место для дискуссий. Что мне оставалось делать? Я просто опустил голову и попрощался. Но решил ускорить созыв съезда. Охлос, быдло, «матросы» правили бал в НФА, и мои попытки как-то навести порядок попросту игнорировались Правлением, всецело поглощенным переговорами с ЦК и организацией митингов.

14-го Октября меня и Лейлу Юнусову пригласили на учредительную конференцию Октябрьского районного отделения НФА. Кураторами этого районного отделения были Рагим Газиев и Беджан Фарзалиев. Октябрьский район они почему-то назвали Измирским. Я это отнес за счет наивного, с легкой руки Абульфаза Алиева, поклонения всему турецкому, Конференция проходила в здании Государственного драматического театра. Зал был украшен огромным трехцветным флагом Азербайджанской Демократической Республики 1918–1920 г.г. Нас усадили в боковой ложе, и начались выступления делегатов.

Уровень выступлений внушал ужас. Что такое реальность, забыло большинство. Попросил слова художественный руководитель театра Гасанага Турабов. Он сказал, что в театр пришла группа активистов НФА и потребовала прекратить репетиции пьесы гениального азербайджанского поэта и драматурга Гусейна Джавида «Иблис» (Сатана). Причина — в пьесе недостает уважения к Аллаху и исламской религии. Худрук театра попросил фронтистов не вмешиваться в творческий процесс. Внятного ответа он не получил, и сошел с трибуны опечаленный. На трибуне появился молодой человек, студент Азербайджанского Государственного Университета. Заклеймив советскую систему образования, обвинив ее в воспитании манкуртов, он обозвал всех выпускников советских вузов Азербайджана «ослами». Зал взорвался смехом и аплодисментами. Топтание прошлого вызывало искреннее удовольствие. Затем выступил лидер опорной группы издательства «Азербайджан». Он рассказал героическую сагу о том, как, рискуя быть арестованными и выгнанными с работы, фронтисты их опорной группы не допустили печатания армянской версии органа ЦК КПА «Коммунист». Зал неистово аплодировал. Ущемленная гордость получала удовлетворение. Я воочию видел реализацию теории сублимации.