– Ключи, – нашли соответствующую блестящую кочережку с замысловатыми зубчиками, приладились к резному отверстию – «звяк, кряк»… и по черному ходу открылся доступ во внутренние помещения «Золотой лилии».
Светя фонарем под ноги, а правой рукой готовя для экстраординарного момента большой автоматический пистолет, Рустем пробирался по коридору, руководствуясь указаниями Илляшевской. Поднявшись на второй этаж, они нашли угловую комнатку, раньше служившую для размещения инструментов, электроприборов и прочего оборудования. Словом, техчасть филиальского хозяйства. И, наконец, с довольно неудобной площадки, на чердак, кроме еще одной, основной, вела железная, чуть приржавевшая, давным-давно некрашеная лесенка с кругленькими перильцами.
– Вот, – произнесла Илляшевская, проводя ладонью по пыльным перильцам. – Кажется, свезло. Собака не учуяла, менты не догадались. Трудно поверить, но не зря человек надеется на чудо.
– Или на то, что его враг сплоховал, не проявил смекалки, не показал профессионального рвения… Я правильно понял вас, мадам?
– Доставай из своего бездонного кармана напильник, молоток и что-нибудь вроде гаечного ключа.
– Интересно, на что вы рассчитывали, мадам, если не предупредили господина Парамиди о требуемых инструментах? – пожал плечами Рустем. – Я не земляк господина Парамиди, но у меня, как в Греции, все есть, – остроумный пассаж образованного телохранителя говорил о его улучшающемся настроении.
С помощью миниатюрной ножовки и молотка была сбита незаметная металлическая шишка под концом перилец. Работа оказалась трудоемкой, сбивать этот круглый ломтик железа пришлось из неудобного положения. Затем потребовалось разрезать трубочку из жести, оказавшуюся внутри.
– Что дальше? – спросил Рустем, весело улыбаясь экс-директрисе.
Илляшевская молча расправила полиэтиленовый пакет, подставила под отверстие в перильцах.
– Тяни медленно жестяную трубку, – приказала она.
Рустем осторожно потянул. Из трубочки в прозрачный пакет посыпалась беззвучная струйка белого порошка. Через полтора часа кропотливой работы шесть пакетов были наполнены и завязаны крепкими кусочками шпагата.
Своеобразные кладоискатели вытерли со лба трудовой пот. Теперь оставалось так же осторожно, при свете фонаря, проделать обратный путь к выходу. А затем изящно смотаться из бывшего феминистского филиала. Когда они выбрались на улицу, небо, такое беспросветно черное за полночь, стало глухо синеть, светлея от явления предрассветного месяца, заплаканного и висевшего косо. Подкатила «Нива».
Артем выскользнул из машины. Присвистнул, увидев наполненные белым прозрачные мешки.
– Под сиденье или в багажник? – спросил он.
– Убирай в багажник. В любом случае стреляем сразу, если менты. Такую груду героина все равно в машине не спрячешь, – решил Рустем, довольный, разгоряченный, одобрительно поглядывавший на странно задумчивую директрису.
Заперев багажник, тихо поехали в направлении московского шоссе. Рустем сел за руль, рядом с ним Илляшевская, Артем на заднем сиденье. Выехав на шоссе, погнали. Небо опять затянуло мглой. Дождь со снегом усилился. Быстро ехать было опасно, мешала мартовская гололедица. Подвывал заунывно встречный шквалистый ветер. И казалось Марине Петровне, несмотря на успех мероприятия, будто неведомо как явившееся отчаянье легло на мелькавшие низкие дома, на зубчатую черноту елок вдоль дороги, на раскатанную поверхность шоссе.
Внезапные громовые раскаты послышались из-за туч.
– Погодка… – пробормотала Илляшевская. «Люблю грозу в начале мая…» – иронически подумала она, но ирония исчезла, уступив усиливающемуся ощущению опасности. Будто подтверждая это тревожное ощущение, совсем рядом хлестнул выстрел.
– Ого, – сказал Артем, глядя в заднее стекло.
– Что там? – Голос Рустема был деловито-сердитым.
– Догоняют, – пояснил Артем, доставая пистолет, и стал опускать боковое стекло. – Черный «ниссан»…
– Думаешь, милиция?
– Нет, не похоже. Что-то другое.
– Значит, старуха подсуетилась, – также сердито произнес Рустем. – Было у меня желание прирезать ее, придурка и собаку… Постеснялся, ишак! Мадам такие сентиментальности развела, даже я размяк. Что скажете, Марина Петровна?
– Много лет Мелентьевна была самым верным человеком. Не может быть, чтобы она…
– Верный человек остался только в сказках, – сказал Рустем. – В русских народных сказках.
Донеслась сзади автоматная очередь. Прозвенело стекло, пули вжикнули вдоль борта машины.
– Жми сильней, – посоветовал напарнику Артем, высунул кисть с пистолетом в приоткрытое окно, дважды выстрелил.
– На таком катке и в этой телеге не пожмешь, – ответил мрачно Рустем. – Стреляй чаще… На, гранату возьми…
– Подожди с гранатой, успеем.
– Давай я подержу гранату, – предложила Илляшевская и получила в руки ребристо-круглый предмет с прижатым рычажком.
– Умеете пользоваться? – спросил Рустем. Он гнал «Ниву», делая внезапные рывки и зигзаги.
– Нет, не особенно, – призналась Илляшевская.
– Когда снимите предохранитель, рычажок выпрямится. Пять секунд и взрыв.
– Понятно, рычажок держу прижатым и сразу бросаю.