Читаем Конформист. Мемуары провинциального журналиста о времени, профессии и о себе (СИ) полностью

От дома до школы было километра два, думаю. Первые дни меня подвозил на двухколесной пролетке Симин кучер, или она сама правила лошадью. Ни легковой, ни грузовой автомашины, в хозяйстве не имелось. Грузы перевозились лошадьми или быками. Недели через две Сима уже отправляла меня в школу одного пешком, по главной и единственной улице села. Когда наступила весна, поднялись травы и появились первые цветы, мне больше нравилось возвращаться из школы не по улице, через село, а полем, отдыхая, и, собирая цветы, выискивая в траве птичьи гнезда. В саду у нас тоже были гнезда. Птицы свили десятка два гнезд на деревьях, часто так низко, что можно было заглянуть в них без лестницы. Для меня, городского мальчишки, всё было в диковинку, я лазил к гнездам, считал, где сколько яичек отложено, позже вынимал подросших птенцов, играл с ними. После моего вторжения некоторые птички уже не возвращались к своим гнездам. Бросали насиженные яйца, только-что вылупившихся птенцов. Сима целыми днями пропадала на работе, и я практически был предоставлен сам себе, часто приходили пацаны - сверстники. Мы вместе разоряли птичьи гнезда. Кроме иволги. Эта желтая птица нравилась нам. Когда почти все гнезда в саду были разорены, нас, наконец, остановила соседка, днем случайно оказавшаяся во дворе, и пожаловалась Симе. Тетя Сима, которую я продолжал называть просто Симой, прочитала нам длинную нотацию, пригрозила, если узнает, что продолжаем разорять гнезда, выпорет офицерским ремнем. Весной у Симы появился хромой мужчина, интеллигентного вида, с тросточкой, и офицерский ремень. Я уже писал, Сима была любвеобильной женщиной, и за девять месяцев, что я жил с ней в селе, мужчин в доме перебывало не меньше трех - четырех. Оно и, понятно, в ту пору ей шел сорок первый год, пик женской сексуальности.

С приближением весны, работы на тётю Симу, навалилось на все двадцати четыре часа. Посевные заботы, высадка в грунт рассады овощей, ремонт и поиски запчастей для постоянно ломающихся обоих "фордзонов", а еще прибавилось весеннее обострение любовных страстей. На меня совсем не оставалось времени. Накормить, поинтересоваться, как дела в школе, если еще и удавалось, то помыть, искупать, используя ведра и тазики, руки не доходили по две недели.

Как-то отправила меня с соседкой тетей Таней в ее баню. Баня - одно название, небольшое деревянное строение с кирпичной печью и несколькими вертикально стоящими деревянными бочками - кадушками. Воду разогревали булыжниками, которые накаляли в печи, а затем, с помощью огромных щипцов и совка, бросали в кадушку. Раздавался взрыв, в воздух поднималось облако пара, какое-то время ничего не было видно.

Первое посещение деревенской бани запомнилось дикой жарой, голой молодой женщиной, которая временами скрывалась за густыми клубами пара. Уроками тети Тани, как позже понял, сексуально озабоченной одинокой женщины. Думаю, она была учительницей, но не в нашем классе. Видел её в школе. Смывая с меня двух недельную грязь, она больно терла мочалкой все части моего тела, особенно между ног, что-то приговаривала при этом, и смеялась. Воспитанный на бакинской русской литературной речи, я не полностью понимал её местный диалект. Она окатывала меня ковшиком из бочки с горячей водой, затем ледяной, я дрожал и дико кричал. Она смеялась и объясняла, для здоровья такая экзекуция полезна.

Ни с того, ни с сего, неожиданно вспомнила, родители девочек в школе, ей жаловались, мальчишки часто подсматривают за ними в туалете, и громко обсуждают половые отличия. Спросила, участвовал ли я в этих бесстыдствах. Объяснил, что еще в детском саду, во время купаний, сто раз всё видел, и давно знаю, чем отличается девочка от мальчика. Мне это не интересно. У девчонок продолговатая щелка, где у мальчишек отросточек с мешочком, и я показал на себе.

- Да ты, оказывается, все знаешь, - удивилась тетя Таня.

- А знаешь, откуда появляются дети? - продолжила она разговор.

- Из маминого животика, - пояснил я. - Она опять рассмеялась, продолжая мыть голову.

Пока я продолжал самостоятельно мыться, хозяйка бани легла навзничь на широкую лавку, и попросила потереть мочалкой спину, поливая водой из ковшика. Я испытывал неловкость. Стеснялся голой женщины, она несколько раз повторила:

- Не слышишь? Так распарился?

Пришлось подойти и потереть.

Она перевернулась на спину, а меня отправила продолжать самостоятельно плескаться, обливаться водой, какая мне больше нравится. Конечно, дома под душем, намного удобнее и приятнее наслаждение, но с лейкой душа требовалось обращаться аккуратнее, чтобы вода не лилась мимо ванной, на пол. Здесь же, можно плескаться, брызгаться, вода стекает по канавке прямо на улицу.

Я еще вдоволь не наигрался с ковшиками и водой, не набрызгался, как тетя Таня опять позвала. Увидев её, лежащей на спине, с раздвинутыми ногами, я растерялся, какая еще помощь потребуется от меня? Не решался подойти. Она повторила приказным тоном, и я подошел. Неожиданно она взяла мою ручонку, и сквозь кустик густых волос внизу живота, принялась засовывать её себе в промежность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное