Ясный полдень наступает,Царь-девица подплывает,Входит с гуслями в шатёрИ садится за прибор.«Хм! Так вот та Царь-девица!Как же в сказках говорится, —Рассуждает стремянной, —Что куда красна собойЦарь-девица, так что диво!Эта вовсе не красива:И бледна-то, и тонка,Чай, в обхват-то три вершка;А ножонка-то, ножонка!Тьфу ты! Словно у цыплёнка!Пусть полюбится кому,Я и даром не возьму».Тут царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иван, не зная как,Прикорнулся на кулакИ под голос тихий, стройныйЗасыпает преспокойно.Запад тихо догорал,Вдруг конёк ‹над› ним заржалИ, толкнув его копытом,Крикнул голосом сердитым:«Спи, любезный, до звезды!Высыпай себе беды,Не меня ведь вздёрнут на кол!»Тут Иванушка заплакалИ, рыдаючи, просил,Чтоб конёк его простил:«Отпусти вину Ивану,Я вперёд уж спать не стану».«Ну, уж Бог тебя простит! —Горбунок ему кричит. —Всё поправим, может статься,Только, чур, не засыпаться;Завтра, рано поутру,К златошвейному шатруПриплывёт опять девицаМёду сладкого напиться.Если ж снова ты заснёшь,Головы уж не снесёшь».Тут конёк опять сокрылся;А Иван сбирать пустилсяОстрых камней и гвоздейОт разбитых кораблейДля того, чтоб уколоться,Если вновь ему вздремнётся.
На другой день, поутру,К златошвейному шатруЦарь-девица подплывает,Шлюпку на берег бросает,Входит с гуслями в шатёрИ садится за прибор…Вот царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иванушке опятьЗахотелося поспать.«Нет, постой же ты, дрянная! —Говорит Иван, вставая. —Ты вдругóрядь не уйдёшьИ меня не проведёшь».Тут в шатёр Иван вбегает,Косу длинную хватает…«Ой, беги, конёк, беги!Горбунок мой, помоги!»Вмиг конёк к нему явился.«Ай, хозяин, отличился!Ну, садись же поскорейДа держи её плотней!»
Вот столицы достигает.Царь к царевне выбегает,За белы́ руки берёт,Во дворец её ведётИ садит за стол дубовыйИ под занавес шелковый,В глазки с нежностью глядит,Сладки речи говорит:«Бесподобная девица!Согласися быть царица!Я тебя едва узрел —Сильной страстью воскипел.»