Конкистадоры. История испанских завоеваний XV-XVI веков

Вот каким был мир, в котором родились конкистадоры: мир религиозной и расовой нетерпимости, сражающихся за веру рыцарей и марширующих армий, мир войн, разорения и всевозможных перемен. Воспитывались они под влиянием воинствующего религиозного пыла и ощущения непобедимости испанского оружия. Сантьяго и Дева Мария – какая еще поддержка требовалась мужчине, когда его конь с грохотом несся в сражение? Два величайших конкистадора родились в одной и той же провинции – Эстремадуре: Эрнан Кортес – в 1485 году в небольшом городе Медельин, Франсиско Писарро – на десять или двенадцать лет ранее в городе Трухильо. Кроме того, между ними существовали и родственные связи. Кортес был сыном Мартина Кортеса де Монрой и доньи Каталины Писарро Альтамарино. Кортесы, Монрой, Писарро и Альтамарино – старинные знатные роды, так что его родители были идальго. Писарро был сыном Гонсало Писарро, пехотного полковника, позже служившего и отличившегося в Италии под началом Великого капитана Гонсальво де Кордовы. Он был, однако, незаконнорожденным, плодом связи отца с Франсиской Гонсалес, женщиной низкого происхождения из Трухильо.

Эти два человека, Кортес и Писарро, встретятся только однажды, может быть, дважды, за время своей деятельности. Оба обладали необыкновенной храбростью. Оба были авантюристами, солдатами удачи, людьми, рожденными для лидерства в эпоху средневекового рыцарства, когда единственным достойным делом для джентльмена, воистину единственным его raison d'etre[13]

, была война. Более того, их родиной была Эстремадура, и именно в этой суровой горной местности они набрали лучших своих людей.

Если вы будете путешествовать по плато Эстремадура сегодня, то найдете его мало изменившимся. Каменный дуб по-прежнему затеняет значительные пространства страны своей темно-зеленой листвой; его огромные желуди по-прежнему служат кормом для свиней, лошадей и крупного рогатого скота и даже обеспечивают минимально достаточный рацион для человека; поселения на холмах по-прежнему представляют собой всего-навсего россыпи хижин, разбросанных по голым скальным отрогам, а деревни – в основном одноэтажные коттеджи, выстроившиеся вдоль мощенных булыжником улиц, спускающихся к центральной водосточной канаве. Вершины холмов увенчаны старыми замками или великими твердынями, такими, как Белалькасар. В Медельине, в городе под стенами огромного замка, до сих пор сохранились следы дома Кортесов, стоит также его статуя, а имя стало очень распространенным. В Трухильо же на площади можно увидеть Писарро на бронзовом боевом коне, а если пройти внутрь старых стен вверх по извилистым улочкам этого сохранившего средневековый облик города, вы внезапно выйдете к церкви Санта-Мария, единственной церкви внутри городских стен; поднимитесь на колокольню, и вы увидите внизу те же серые каменные дома, которые видел Писарро еще ребенком.

Однако наиболее глубокое впечатление производит сельская местность. Эта суровая страна мало изменилась, здесь и сегодня живут того же типа люди, как те, кого Кортес и Писарро набирали для своих экспедиций: невысокие, крепко сбитые, жесткие, как местные каменные дубы, с темными лицами, которые суровая земля их родины изрезала морщинами. Это пастбищное плоскогорье, где в любом направлении открывается далекая перспектива, а земля убегает прочь, к горам, возвышающимся на горизонте, как острова. Широкие небеса рождают в душе желание путешествовать, и именно это наряду с бедностью этой земли призывало взглянуть, что там, за горами, узнать, как одна перспектива сменяется другой, как на горизонте появляются новые вершины, пока наконец, двигаясь на север, человек не достигал Тахо, несущей свои воды на запад, к Лиссабону, и дальше к океану. Тахо, Гвадиана и Гвадалквивир – все эти реки приносили новости из внешнего мира: сначала об открытиях португальцев в Африке, потом об испанских открытиях за Западным океаном. Этому духу перемен невозможно было сопротивляться, и время было выбрано правильно.

С падением Гранады вдруг оказалось, что неверных, которых надо убивать, больше нет и не с кем больше сражаться за торжество креста. Боевая машина кабальеро внезапно остановилась. Именно в этот момент на сцене появился Христофор Колумб. Этот генуэзский мореплаватель в возрасте примерно тридцати лет оставил море и осел в Лиссабоне. Он женился на португалке, родственник которой, известный морской капитан, оставил ей все свои бумаги, возможно даже судовые журналы. С их помощью Колумб не только изготавливал и продавал карты, но и пришел к убеждению, что, плывя на запад, умелый мореплаватель может обнаружить короткий путь в Индию; он даже лелеял надежду, что за Западным океаном лежат неизвестные земли.