Конкурс песочных фигур

НОКТЮРН В СИНЕМ И ЗОЛОТОМ

– Летом – топить? Дрова переводить? – удивлялась Карина, пока Володя растапливал камин газетами и подбрасывал березовые поленья.

А он, больше глядя на нее, чем на то, что делает, говорил, что в этом-то и прелесть собственного дома, обещал, что комната нагреется за считаные минуты – это же печь-камин, и тепло потом будет долго держаться, рассказывал о старом камине, который дымил, не грел, плевался сажей и выполнял только декоративную функцию, так что обустраивать дом пришлось с постройки нового – возня на несколько месяцев, но дело того стоило. А Карина легко переводила сказанное: как же хорошо, что ты здесь, что мы вместе, совсем как раньше. И сидеть в зеленой гостиной было так же уютно, как зимой, только в окна заглядывали не сугробы, а ветки. Действительно, скоро стало совсем тепло, и на огонек заявился Кошаня, и Рыжий просочился со двора и скромно лег в дверях. Кажется, на холоде остался только суровый Бублик, преданный своей конуре.

– А это кто? Братец кролик? А я думала, тетя Зина его на дачу забрала. Он же вроде только на зиму…

– Тетя Зина отправлена в санаторий, так что переезд на дачу опять отложили. И что-то не верится мне ни в какой переезд! Подсунули зайца…

Кошаня, успевший отмурлыкать положенное время у Карины на коленях, задремал было, как вдруг подскочил и, скатившись на пол, начал яростно чесать ухо, засунув туда почти целиком заднюю ногу и вертя ею с бешеной скоростью.

– Что это его укусило? – удивилась Карина.

– Уши опять застудил. Это его слабое место. – Володя принес наскоро сделанные бутерброды и предложил коту кусочек колбаски, но тот фыркнул с подчеркнутым презрением и демонстративно отвернулся. – Ну вот, уши болят – хозяин виноват.

Кошаня подошел к стеклянной двери, ведущей на веранду, и тоненько замяукал, выразительно оглядываясь на своих людей.

– Выпустите на солнышко! – передразнил Володя. – Он и зимой так поет – думает, там лето. Привык бока греть на «сковородке». Я один раз выпустил, для науки – ничего не понял, опять просится. Сиди у печки, чего тебе еще!

– И что с ушами делать?

– А потеплеет, и само все пройдет.

Кот наконец устроился на соседнем кресле и задремал, изредка встряхивая ушами. А Рыжий проворно подбежал к Карине и занял его место – правда, на коленях поместилась одна голова, зато ее сразу же принялись гладить. Володя, сидевший у камина на корточках, со щипцами и кочергой, обернулся:

– Здесь уже? Вот нахал! Совсем распустился! – И прибавил: – Даже завидно.

– А чего тебе завидовать? – Карина притянула его голову и запустила пальцы в короткие волосы, такие мягкие. – Тебе надо на все лето забыть о парикмахерской – спорим, будет лучше!

Володя, не отвечая, перехватил ее руку и прижал к губам, палец за пальцем. Рыжий подождал-подождал и обиженно уковылял на коврик перед камином. Деревья за окнами стали черными, а комната – сгущенно-синей, только в камине перебегали золотые огоньки, и точно такие же – в глазах Карины, веселых, ясных, совсем дневных в ночном полумраке. Между отрывистыми, быстрыми поцелуями она продолжала счастливо шептать Володе на ухо – о Рыжем, который теперь ему завидует, о своем сне, где он не давал ей подняться на Белую Горку, о пустой печальной тетиной квартире, куда только что так не хотелось идти.

– Я никуда тебя не отпущу, ни к какой тете, – глухо проговорил Володя, и Карина живо откликнулась:

– Конечно не отпускай!

И он наконец увидел, как золотые глаза затуманились, словно медленно погас театральный свет.