Конкурс убийц

Утром, на неприметном такси, каких по городу, провожающему участников фестиваля, сновали десятки, Гуров подъехал к заднему крыльцу Центральной больницы города Онейск. Провожал знаменитость в дальнюю дорогу, судя по всему, весь пост. Верная Оксана привезла ему сменные вещи, но Полонский стоял в своей зеленой футболке. Она была еще влажной от стирки и со следами не очень умелой штопки, но носорог на груди держал упрямую голову все так же высоко. Доктора умоляли его долечиться, обезболивающих и успокоительных в Аджее было столько, что моргал он медленнее обычного и слегка покачивался. Но поддержать себя за локоть он не позволил никому. Он хотел — в гости, в театр, на шашлыки, живым или мертвым, любой ценой. Охрана погрузила в багажник такси дорогой ярко-зеленый чемодан. Гуров помог Полонскому улечься на заднем сиденье, проверил, есть ли у попутчика вода. Посмотреть на то, как медсестры махали ему на прощание, знаменитость из положения лежа не поднялась.

Гуров решил, что Полонский не верит в то, что тот берет его с собой, потому что до самого выезда из города парень напряженно сопел, не позволяя лекарствам взять верх. И лишь когда баннер «Ангел идет домой!» скрылся из виду, спросил чуть слышно, но с хитрой ноткой в голосе:

— Лев.

— Что?

— Ты жену ко мне ревновать не будешь?

Гуров сдержал смех, отвернувшись к окну. Что на подобное можно ответить? Когда Полонский познакомится с Машей и на практике докажет, что умеет чистить картошку, необходимость отвечать на подобные вопросы исчезнет сама собой.

— Планета вокруг тебя, красивого, не крутится, Аджей. Спи, пожалуйста.

Аджей не мог себе позволить такой роскоши, как смех и долгие диалоги, и действительно уснул. Врачи, снабдив Гурова первичным набором ампул, шприцев и инструкций, сказали, что, возможно, некоторое время Аджей будет вздрагивать во сне, заново переживая часы, проведенные в плену, но пока, под действием успокоительных или же по причине на редкость крепкой нервной системы, сон его был младенчески крепок.

На рассвете их обогнала машина со старыми знакомыми. Виталик, Антон и Марат, прощаясь, махали ему руками, Катя с Леной, улыбаясь, слали воздушные поцелуи. Не замеченный никем Аджей всхрапнул им вслед. Кошка Ляля долго и неодобрительно смотрела на них в окно удаляющегося автомобиля серьезными янтарными глазами. Гуров подумал о том, что сказал бы Крячко, узнай он, как его друг своими руками отпустил возможность такой прекрасной шутки. Но Стас, скорее всего, просто поднял бы глаза в потолок и не сказал ничего. Всего-то и стоило намекнуть приятелям, кто у него в машине. Что бы тут началось! Объятия, поцелуи, слезы. Непременная фотосессия и заверения в том, что на следующем фестивале они обязательно увидятся.

Аджей спал на заднем сиденье. Следующего фестиваля не предвиделось. Стоило поразмыслить о том, как и когда дать знать железной Верочке, что он привез из онейского отпуска вместо магнитика. Когда Полонский окрепнет, они обязательно поговорят, и он обязательно поймет, что от него, возможно, зависит карьера полковника Гурова. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, но понимал, что шила в мешке не утаишь, тем более если это шило размером с целого человека. Придется все же Аджею пойти на кое-какие уступки. А отношения Гурова с Верочкой, не омраченные незаслуженными обидами, станут только лучше. В конце концов, шашлыки еще никого не подводили, одно лишнее знакомство еще ничего не испортило, а летнего неба за городом хватит на всех.

Гуров думал о том, как приедет домой и… И все станет хорошо. О том, что каждому нужен, жизненно необходим дом, в котором его любят и ждут просто за то, что ты есть. Перед его внутренним взором проплывало то, как он надеялся провести остатки отпуска. Он обязательно посетит театр и посмотрит спектакль Маши. Может быть, они даже сходят на свидание, настоящее, с выходным костюмом и приятными сюрпризами. Несколько дней они обязательно проведут на Стасовой даче, знакомя Аджея с Крячко и его Наташей. И все это будет на цвет и на ощупь до боли настоящим. Не плодом воображения, не иллюзией, без «но» и «если».

Внезапно он вспомнил о том, что видел, когда ломал стену старого монастыря. Тогда это не показалось ему значимым, а теперь увиденное встало перед глазами, являя себя во всей красе. На мокром пятне раствора виднелись царапины, как если бы кто-то захотел сделать в просвете между двумя огромными крыльями набросок в виде человеческой фигуры. А ведь для чего-то Милованов, готовясь убить человека, привез с собой не только инструменты, но и краски. Неужели решил переиначить замысел художника, силой вписать себя в историю, в которой ему не было места?

Когда Аджей заворочался на заднем сиденье и потянулся к бутылке с водой, Гуров не удержался и спросил:

— Кто был на той стене, Аджей?

— На какой именно стене?

Гуров покосился на водителя, на мгновение задумался над тем, как задать вопрос таким образом, чтобы было понятно, и при этом не насторожить случайного свидетеля их разговора.