Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия

Все эти оговорки и ограничители весьма серьезны, и их совокупность объясняет, почему российский консерватизм оказался неспособным к выработке конструктивной и убедительной политической программы. Тем не менее материал нашего исследования позволяет наметить некоторые принципы и подходы, на которых возможна разработка такой программы.

Первый принцип: четкое целеполагание. Россия остается страной переходного типа, нуждающейся в построении эффективного государства с конкурентоспособной экономикой и действенной системой социальной защиты. Эксперт-консерватор признает: Упрощенная система не работает. Будущее страны лежит в выстраивании институтов… экономики… различных видов собственности. Это запрос подавляющего большинства людей на уважение, на справедливость, на то, что считаются с какими-то их мыслями.

Второй важнейший принцип – органичность модернизации – легче провозгласить, чем выдержать, особенно если, как в российском случае, в национальной традиции сильны объективно антимодернизационные установки, «охранительство», недоверие к заимствованиям. Независимый эксперт ссылается на мировой опыт: Успеха достигли те страны… которые придерживались западных ценностей, но вписывали их в рамки своих традиций… Послевоенная модернизация Италии и Германии – ее провели консервативные партии, христианско-демократические. Послевоенная Япония – тоже модернизация с опорой на отечественную японскую традицию. Примеры того же рода – Тайвань, Гонконг, Сингапур, Южная Корея. Другой независимый эксперт признает, что в России не удается решить ключевую проблему: Если мы хотим воссоздать консервативное завтра, оно должно быть реинтерпретировано в категориях современности. Консерваторы, как правило, это понимают с большим трудом.

Третий принцип, выведенный нашим исследованием, может представляться ключевым. Привнесение в политическую программу принципа личной свободы и личной ответственности. В конечном итоге, успех любой политической программы – не только консервативной – в «человеческом факторе». Добавим, именно в этом, человеческом,

измерении можно найти «мостик» между российским и западным консерватизмом. Рекомендации такого рода встречаются как у экспертов-консерваторов: Нам нужен самодостаточный, компетентный, конкурентный человек; больший акцент на индивидуальной ответственности, а не на соборности, не на справедливости – этого у нас в консерватизме, в общем-то, и так хватает, так и у независимых экспертов: Если бы появился какой-то новый консервативный проект, который был бы обогащен всем наследием либерализма… который признает высшую ценность личности и необходимость свободы, наряду со стремлением сохранить русскую идентичность… то у него были бы перспективы

.

В развитие этого принципа эксперты-консерваторы указывали на прагматичные, «инструментальные» составляющие этого синтеза, вполне согласующиеся с его общим духом. Это использование либеральных и социалистических инструментов при общем консервативном подходе, воссоздание социальной ткани по соседскому принципу… взаимопомощи и взаимодействия между людьми. И тогда те консервативные ценности, которые существуют, обретут реальное конкретное содержание. Это, наконец, преодоление «постимперского синдрома»: Делать ставку на модель национального суверенитета, который является антиподом имперской модели государственного устройства.