Консьянс блаженный

Было нас десять подруг на лугу;Замуж пора всем. Ручаться могу:        Была там Дина,        Была там Лина,Была Сюзетта, была Мартина,             Ах-ах!Катеринетта и Катрин.Была там юная Лизон,Была графиня Монбазон,        Была Мадлен,        Была Дю Мен.Сын короля проезжал в добрый час,Всех до одной поприветствовал нас:        Поклон Дине,        Поклон Лине,Поклон Сюзетте, поклон Мартине,             Ах-ах!Катеринетте и Катрин.

Поклон молоденькой Лизон,Поклон графине Монбазон,        Поклон Мадлен        И поцелуй Дю Мен.Нас поприветствовал всех до одной,Всем по колечку дал принц молодой:        Колечко Дине,        Колечко Лине,Колечко Сюзетте, колечко Мартине,             Ах-ах!Катеринетте и Катрин.Кольцо молоденькой Лизон,Кольцо графине Монбазон,        Кольцо Мадлен,        Брильянт Дю Мен.Всем по колечку нам принц подарил,Всех нас отужинать он пригласил:        Яблоко Дине,        Яблоко Лине,

Яблоко Сюзетте, яблоко Мартине,             Ах-ах!Катеринетте и Катрин.Яблоко юной Лизон,Яблоко Монбазон,        Яблоко Мадлен        И апельсин Дю Мен.Всех нас отужинать принц пригласил,А после ужина спать уложил:        В солому Дину,        В солому Лину,В солому Сюзетту, в солому Мартину,             Ах-ах!Катеринетту и Катерину.В солому юную Лизон,В солому Монбазон,В солому Мадлен,На ложе мягкое Дю Мен.

Всех до одной нас он спать уложил,С зарей по домам разойтись предложил:        Прощай же, Дина,        Прощай же, Лина,Прощай, Сюзетта, прощай, Мартина,             Ах-ах!Катеринетта и Катрин.Прощай же, юная Лизон,Прощай, графиня Монбазон,        Прощай, Мадлен!        Останься здесь, Дю Мен!

Хоровод Катрин имел большой успех у парней и девушек, чего нельзя сказать о Бернаре: словно протестуя против фривольности последних двух куплетов, он поднял морду, обеспокоенно посмотрел на дверь и протяжно завыл.

Нечего и говорить, протест такого рода отнюдь не нашел поддержки у развеселившейся компании, которая велела Бернару помолчать, и кто-то уже требовал вторую песню.

Бумажки с именами присутствующих снова бросили Консьянсу в шляпу, и юноша, по-видимому встревоженный больше остальных воем Бернара, запустил туда руку.

На этот раз он извлек бумажку с именем Бастьена.

Чем-чем, но просьбой исполнить песню смутить Бастьена было невозможно: в запасе у него имелся целый репертуар, но репертуар особого сорта, и потому даже девушки, вовсе не слывшие недотрогами, обеспокоенно ждали, какую же песню собирается спеть гусар.

— Ха-ха! — откликнулся тот, покручивая ус, — значит, это мне выпал жребий спеть вам песенку.

— Да, да! — подтвердили девушки, — но только хорошую, не правда ли?

— Конечно же, хорошую, — согласился Бастьен, — я ведь никаких других и не знаю.

Среди присутствующих прошел шепот недоверия.

Бастьен, чтобы успокоить публику, без промедления громким голосом затянул такую песню:

В боевом строю гусары,        Рен-тен-тен!В боевом строю гусары,        Рен-тен-тен!В сапоге одна нога, а другая — без;Где тебя, гусар-бедняк, так мытарил бес?        Рен-тен-тен!

И тут настроения протеста, наметившиеся при первых же словах, вырвались наружу.

— Ах, господин Бастьен, — попросили девушки, держа друг друга за руки, — пожалуйста, какую-нибудь другую, другую!

— Как другую?!

— Да, да, другую, сделайте милость.

— А почему другую? — полюбопытствовал гусар.

— Да потому, что эту мы знаем, — объяснили парни, — ты нам пел ее уже больше десяти раз.

Бастьен, сдвинув брови, повернулся к молодым людям:

— Допустим, я ее пел уже десять раз, а если мне хочется спеть ее и в одиннадцатый?

— Дело твое, Бастьен, но и мы вольны уйти, чтобы ее не слышать.

И два или три парня сделали шаг к двери.

Бернар, похоже, был на стороне протестующих, так как снова поднял морду и стал выть еще дольше и мрачнее, нежели в первый раз.