Константин Багрянородный. Монарх от Бога

- Роман-младший, ты занимайся, чем должно, а мы с отцом Григорием пойдём в Юстинианову храмину.

- Хорошо, батюшка, - ответил Роман-младший, очень похожий лицом на мать.

Пока шли в Юстинианову храмину, Багрянородный подумал о многом. Он спросил себя, почему его влечёт к русскому священнику Григорию. Какой год они рядом, и привязанность к нему не увядает. Может, потому, что он во всём надёжен, всегда понимает ближнего, бескорыстен, не честолюбив. Пора бы ему уж и в епископы встать, а он не рвётся к сану. Сели к столу. Багрянородный смотрел на Григория пристально, ища перемены в его чертах. Но перемен не было. Чистое, без морщин, благородное лицо, обрамлённое небольшой бородой. Голубые глаза зорки, доброжелательны.

- Опять в тебе нужда великая, святой отец. Думается мне, тебя что-то связывает с князем Игорем. Так ли это?

- Так, Божественный. Мы любим одну женщину.

- Княгиню Ольгу? И как же это случилось?

- Я полюбил её в юности. А когда она вышла замуж за князя Игоря, с которым была помолвлена с пяти лет, я покинул Русь.

- Вон оно что! А теперь боль заросла?

- Трудно сказать. Скорее всего я смирился с болью.

- А ведь я позвал тебя для того, чтобы ты вновь встретился с князем Игорем. Мне жалко своих послов, которые так и сгинули на русской земле. Надеюсь, тебя эта доля минует?

- Что нужно от меня на этот раз?

- Всё то же: уговорить Игоря не идти на нас войной. Думаю, что он поумнел после первого урока. К тому же мы его щедро отблагодарим.

- Должен бы поумнеть и от благодарности не отказался бы. Но он страдает жаждой славы - вот и препона.

- Ты постарайся. И не упоминай больше о договоре с Олегом, но скажи, что новый договор с Византией сулит ему славу и большие блага. Мы наградим его державу золотом, серебром, если он отступится от войны. Опять же русским купцам будут многие льготы: бесплатное питание, крыша над головой, бани, ну и конечно же никаких пошлин. И мы готовы пойти на то, чтобы оказывать военную помощь в случае нужды, как они нам в прежние годы оказывали.

- А что ещё поведать князю Игорю о грядущем мире? Каким ты его видишь, Божественный?

- Вижу его, как свою ладонь. Я много думал ночами. В уме складывал грамоты. И если наступит тот день, когда мы обоюдно станем подписывать мирный договор, то в том, какой предложу я, будет сказано: «Да не дерзают русские, крещёные и некрещёные, нарушать союз с греками, или первых осудит Бог Вседержитель на гибель вечную и временную, а вторые да не имут помощи от Бога Перуна; да не защитятся своими щитами; да падут от собственных мечей, стрел и другого оружия. Да будут рабами в сей век и будущий».

- Спасибо, Божественный. Я просвещён и знаю, что сказать князю Игорю. Одна у меня есть к тебе просьба. Дай слово, что не осудишь меня за эту просьбу.

- Даю без сомнений, - ответил Божественный.

- Если я добьюсь, что Игорь откажется идти войной на Византию, и если он попросит мира с нею, не суди меня за то, что я останусь на Руси.

- Да как это можно повернуть речь против! - воскликнул сгоряча Багрянородный. - Да ты поясни, в чём дело?

Григорий понял крик души оратора как должное: он ему любезен, но отпустить ни с того, ни с сего не может, и в этом надо разобраться. И Григорий спокойно объяснил, что побуждает его уйти на отчую землю.

- Божественный, во мне горит жажда уйти на Русь затем, чтобы там сеять зерна христианства. Только тогда между Византией и Русью будет вечный мир, когда мы встанем плечом к плечу в вере. И уверуй в то, что я скажу. Русские великие князья примут христианство не в Риме, а в твоей державе, в твоих храмах, и ты станешь тому свидетелем.

Багрянородный слушал Григория очень внимательно, но всё время словно бы отрицал сказанное, качал головой. А когда Григорий замолчал, он горячо воскликнул:

- Святой отец, ты поразил меня провидческим глубокомыслием! Я верю тебе и пожелаю удачи в подвиге поднять Русь к христианству. Давай же выпьем за две нераздельных одна от другой удачи.

И они выпили. Долго сидели молча, созерцая друг друга. Они не угнетали себя. Это было созерцание двух душевно слившихся людей.

На другой день, получив денежное довольствие у казначея Василида, Григорий покинул гавань Суд на обжитой рыбаками ладье. Его сопровождали семь русских рыбаков. Через двое суток ладья Григория стояла в устье Дуная на якоре. Началось ожидание русской армады. Чтобы оно не было тягостным, Григорий вместе с рыбаками занимался рыбной ловлей. На третий день ожидания, как солнцу подняться в зенит, на горизонте появилась туча чаек. Вскоре она превратилась в русские суда. На ладье Григория парус был спущен, и она стояла на их пути. Григорий достал древко с белым полотном и принялся размахивать им.

Вскоре на большой головной ладье, которая брала на борт до ста воинов, заметили судёнышко с белым флагом. На нос судна поднялся князь Игорь. Он присмотрелся и усмехнулся, сказал стоявшему рядом с ним воеводе Улебу:

- А ведь ладья-то знакомая. Видел я её у острова Святого Еферия.

- Купеческая, поди, - заметил Улеб.

- Да нет, императорская она. Опять пронюхали, что идём на Царьград, послов пригнали.