Константин Леонтьев

К. Леонтьев долгое время жил верой и надеждой, что Россия должна спасти разлагающуюся и погибающую Европу, должна явить ещё миру новый и высший тип цветущей культуры, сложной и разнообразной. "Россия - не просто государство; Россия - это целый мир особой жизни, особый государственный мир, {не нашедший ещё себе своеобразного стиля культурной государственности}".Россия - великий Восток, она должна явить небывалую по своеобразию восточную цивилизацию, противоположную мещанству Запада. "Я верил и тогда, - пишет К. Н. в позднейшем дополнении к статьям о панславизме, - верю и теперь, что Россия, имеющая стать во главе какой-то нововосточной государственности, должна дать миру и {новую культуру}, заменить этой новой славяно-восточной цивилизацией {отходящую} цивилизацию романо-германской Европы. Я и тогда был учеником и ревностным последователем нашего столь замечательного и до сих пор одиноко стоящего мыслителя Н. Я. Данилевского". Эта зависимость Леонтьева от теорий Данилевского и славянофилов, менее оригинальных и проницательных, чем его собственные, и обострила основное его противоречие. "Нам, русским, надо {совершенно сорваться с европейских рельсов и, выбрав совсем новый путь, стать, наконец, во главе умственной и социальной жизни всечеловечества}".Он призывал "к развитию своей собственной, оригинальной, славяноазиатской цивилизации, от европейской настолько же отличной, насколько были отличны эллино-римская от предшествовавших ей египетской, халдейской и персо-мидийской; византийская от предшествовавшей ей эллино-римской, или, наконец, настолько, насколько была отлична новая, {последняя}, римско-германская цивилизация от предшествовавших ей и {отчасти поглощенных и претворенных ею органически} цивилизаций эллино-римской и византийской". "Поворотным пунктом для нас, русских, должно быть взятие Царьграда и заложение там основ новому культурно-государственному зданию". "Царьград есть тот естественный центр, к которому должны тяготеть все христианские нации, рано или поздно {предназначенные составить с Россией во главе восточно-православный союз}".Тут слишком явно чувствуется влияние Данилевского. К. Н. не вполне ещё стал на свои ноги, хотя блеск его оригинальной мысли все время прорывается. Россия должна спасти старую Европу. Она должна утвердить "собственную целость и силу, чтобы обратить эту силу, когда ударит понятный всем, страшный и великий час, на службу лучшим и благороднейшим началам европейской жизни, на службу этой самой великой старой Европе, которой мы столько обязаны и которой хорошо бы заплатить добром". Это есть утверждение не национальной обособленности и исключительности России, а мировой её миссии. В словах этих звучит характерная для К. Н. любовь к Европе и её великой культуре. Для выполнения этой миссии необходимо, чтобы "Россия от всей Западной Европы отличалась настолько, насколько греко-римский мир отличался от азиатских и африканских государств древней истории". "Тот народ наилучше служит всемирной цивилизации, который своё национальное доводит до высших пределов развития". "Есть слишком много признаков тому, что мы, русские, хотя сколько-нибудь да изменим на время русло всемирной истории... хоть {на короткое время}!" "Творческий гений может сойти на голову только такого народа, который и разнохарактерен в самых недрах своих и во всецелости наиболее на других не похож. Таков именно наш великорусский великий и чудный океан!" И он предлагает русским быть не только "большим государством", но и "великой нацией". Европа уже много дала и исчерпала себя. Теперь будущее есть только у России, да ещё у греко-славянского мира и Турции. Спасение в Азии. Если мы, русские, не возьмем на себя создание оригинальной культуры, то это сделают "миллионы других азиатов". К. Н. ставит перед Россией великие, мировые задачи. Какие же основания верить в выполнимость этих задач? Что думает К. Н. о русском народе?