Константин. Вторжение

Пока взявшийся за это дело штабс-капитан Органский добирался до расположившейся на холме, названном впоследствии из-за находящейся на нем вышки «Телеграфным», пока светлейший обдумывал ответ, схватка началась сама собой.

Сначала развернула свои орудия конно-легкая батарея № 12 и открыла не слишком точный огонь по противнику. Англичане немедленно начали ответную пальбу, также не отличавшуюся особой меткостью. Впрочем, долго эта перестрелка не продлилась. Сначала замолчал противник, а вскоре его примеру последовали и наши.

Тогда в дело снова вступил Тацына. Привыкнув за последнее время действовать без оглядки на начальство, он приказал выдвинуть вперед ракетную батарею и начать обстрел вражеского лагеря. Конечно, при свете дня ракеты выглядели гораздо менее эффектно, меткости у них тоже не прибавилось, но время от времени удачные попадания все же случались.

На этот раз натерпевшиеся от ночных нападений британские кавалеристы не выдержали и понеслись в атаку. Но стоило им отдалиться от лагеря, как между ними и уже снимавшимися с места ракетчиками оказались два полка донцов. Силы были примерно равными, но жаркой схватки не получилось. Англичане не рискнули слишком отрываться от основных сил и повернули назад. Казаки тоже не стали нарываться и погарцевав немного на виду у неприятеля, отошли в степь.

Кирьяков же все это время ждал распоряжений от князя и не решился ни на что, кроме высылки вперед одного эскадрона Веймарских гусар. Как на грех, командовавший ими Бутович, утром приказал своим подчиненным сменить шинели на легкие «полотнянники» [4], отчего не знавшие об этом артиллеристы приняли их за неприятеля и обстреляли. Как ни странно, единственным пострадавшим от этого обстрела стал майор французского генерального штаба Фурье.

Отправившись на рекогносцировку вместе с англичанами, он сначала ухитрился отстать, а затем и потерять свою лошадь. Спрятавшись в кустах, незадачливый офицер надеялся отсидеться, но имел неосторожность попасться на глаза шарахнувшимся в сторону от «дружественного огня» гусарам. Впрочем, обо всем этом я уже после окончания сражения.

Порученный моим попечениям левый фланг производил двоякое впечатление. С одной стороны, главная позиция недурно укреплена. Три люнета для пехоты, плюс батарея тяжелых, в особенности по меркам полевой артиллерии, корабельных 24-фунтовок. Устроенная по совету Тотлебена на Телеграфном холме она могла держать под обстрелом местность между татарскими деревушками Бурлюк и Альма-Тамак.

С другой, пространство от того же Альма-Тамака и до берега моря не укреплено вовсе. Очевидно, Меншиков и распоряжавшийся здесь до меня Кирьяков считали эту местность не проходимой и потому совершенно не озаботились ее защитой. Единственное чего мне удалось добиться, это устройство еще одной четырех-пушечной батареи на утесе с развалинами старой крепости. Затащить туда орудия оказалось совсем не просто, но теперь можно было держать под обстрелом весь фронт, а также прилегающую акваторию.

Надо сказать, что, когда я предложил укрепить наши позиции корабельной артиллерией, Меншиков эту идею горячо поддержал. Правда, по его мнению, следовало ограничиться небольшим количеством 12-фунтовых карронад.

— Этим мы французов не испугаем! Надо хотя бы 24-фунтовые пушки…

— Константин Николаевич, — вкрадчиво поинтересовался светлейший. — Вы же отдаете себе отчет, что, если, точнее, когда нам придется отступать, эти орудия неминуемо попадут в руки врага?

— Да и черт с ними! — отмахнулся я. — Главное хорошенько пустить кровь союзникам. Если получится, это станет приемлемой платой. А сами пушки заклепаем или взорвем. На худой конец, сбросим с высоты в море.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой князь, в голове которого такой размен просто не укладывался.

— Зато будем иметь подавляющее преимущество в дальности и мощи залпа. Что же до ответственности, можешь, не стесняясь валить все на меня.

— Эх, Ваше высочество, — вздохнул Меншиков. — Великие князья виноватыми не остаются…

В конце концов, компромисс был достигнут. Батареи на левом фланге и в центре получили длинные 24-фунтовки, а все-таки доставленные карронады заняли место на батареях правого фланга, на Курганной высоте.

В люнетах заняла позицию пехота. В левом, оседлавшем дорогу, или скорее тропу, ведущую к деревне Алма-Тамак, встали два батальона Белостокского полка [5]. Средний достался Брестскому, а правый, прикрывающий тропу на Бурлюк, Тарутинскому полкам. Московский полк занял вторую линию.

Чуть дальше, на большой дороге, ведущей к Севастополю, расположился Бородинский полк, а позади него общий резерв армии из Волынского и трех батальонов Минского полков. Еще один батальон минчан под командованием подполковника Раковича по приказу Меншикова отправлен в стоящую прямо на берегу деревню Аклес.