Константиновский равелин

II оба быстро, точно стесняясь, сильно, по-мужски, прижались друг к другу. Л затем, также с силон оттолкнувшись, Евсеев резко повернулся и пошел, не оборачиваясь. прочь, чувствуя, что Михайлов стоит и смотрит ему вслед. Но он шел псе дальше и дальше, стараясь больше не думать ни о встрече, ни о разговоре с ним, а главное — об Ирине, но. как это всепа бывает в таких случаях, мысли о ней все больше и больше вытесняли из головы все остальное, пока не овладели им совсем...

И вот он опять вспомнил, даже не вспомнил, а увидел все перед собой, как наяву: теплый летний дождь, женщину с его кителем на плечах и самого себя, промокшего до нитки, но ни на минуту (не дай бог, она подумает,'что он страдает из-за того, что отдал китель!) не перестающего шутить и улыбаться.

Ему было очень приятно смотреть на ее слегка грустные глаза, на мокрые, колечками прилипшие ко лбу н вискам полосы, на ямочку на щеке, на пухлые, ненакрашенные губы. Ему казалось, что он мог бы вот так идти с нею рядом долго-долго и искоса любоваться ею. Случайная встреча по дороге из дачного поселка в город, случайный ливень, заставивший его заговорить, случайное совпадение — обоим нужно было идти на одну и ту же улицу — все, казалось ему. предвещало впереди что-то радостное, давно ожидаемое, отчего томительно ныло сердце. На женщине было легкое летнее платьиис, и его толстый суконный китель пришелся как раз кстати. И все же иногда она, прижав к себе локти, зябко передергивала плечами. Тогда ему хотелось привлечь ее к себе,

\

отогреть споим теплом, но он тотчас же одергивал себя, боясь допустить что-нибудь грубое даже в мыслях.

Он осторожио-поннтересовался ее судьбой. Вначале но очень охотно, но постепенно, сама удивляясь этому, она рассказала, что три года назад разошлась с мужем и теперь живет со своей матерью, шестндссятплетией старушкой. На вопрос Евсеева, почему бы ей вторично не выйти замуж, ведь она еще молода и очень хороша собой, она, больше отвечая своим мыслям, чем ему, сказала:

— Не встретила еще человека, которого смогла бы полюбить. Да и трудновато в тридцать лет начинать все сначала.

Последнее было понятно и близко Евсееву. В свои тридцать четыре года он тоже еще не обзавелся семьей, и чем дальше, тем труднее было на это решиться.

И, может быть, поэтому, когда он дошел со случайной спутницей до нужной улины и она благодарила его за китель, он только и сказал: «Пожалуйста», — и ушел, не вымолвив больше ни слова, ушел, несмотря на ее недоумевающий взгляд, с трудом подавив в себе все. что могло его толкнуть на новую встречу с ней.

Уже потом он понял, что совершил ошибку, что часто с безнадежной тоской будет вспоминать эту удивительную встречу и воспоминание будет рисовать всегда одну и ту же картину: дождь, размытая дорога и миловидная грустная женщина с трогательными колечками прилипших к вискам и ко лбу волос...

Два раза после этого был он на той дороге в надежде па новую встречу, но судьба жестоко мстила за неразумное поведение. Сам не зная почему, Евсеев оба раза ходил туда в дождь п брел, промокший и грустный, по дороге, слыша рядом тихий шорох ее шагов.

Так прошло пол года. Евсеев начал забывать черты ее лица, но при воспоминании о ней грудь всегда сдавливало от какого-то неопределенного, щемящего томления.

И вдруг случилось такое, чего он никак не мог ожидать.

Была ранняя весна. Мартовское крымское солнце грело, как в июне. Евсеев, разморенный жарой, нехотя тащился по улице Денина и неожиданно встретил Михайлова. Ровные белые зубы Михайлова ослепительно

2 В Ш^япрнкэ

17

сверкнули в радостной улыбке, и тут только Евсеев обратил внимание на то, что лицо приятеля черно от загара.

— Рано, рано, брат, начал выкраивать время для солнышка! — шутливо сказал Евсеев, тряся его руку, и Михаилов, загорелый, кипучий, жизнерадостный, весело отвечал:

— Имел полное право! Только что нз дома отдыха, из Ялты! — и, спохватившись, хлопнул Евсеева по плечу:

— Да! Что же это я! Ну-ка, немедленно ко мне! Во-первых, есть бутылочка прекрасной Массандры, а во-вторых, покажу кучу курортных фотографий!

В прохладной комнате Михайлова, потягивая из стаканов холодное вино, друзья рассматривали фотографии.

— Это я у домика Чехова, это наш завхоз — прекрасная женщина! Л это наша группа в Никитском ботаническом саду! — передавал Михайлов Евсееву снимок за снимком.

Внезапно взгляд Евсеева остановился и глаза изумленно расширились: на фотографии грустно улыбалась та самая женщина с милыми задумчивыми глазами, которую он встретил тогда на дороге. Ее невозможпо было не узнать среди полсотии других откровенно веселых лиц, и Евсеев, все еще изумленный, показал на нее Михайлову:

— Кто это?

— А-а! — взглянул Михайлов на снимок. — И ты заинтересовался! У нас там ей проходу не давали! Умница, красавица и еще миллион добродетелей! Целая рота ухажеров была прикомандирована!

— И ты? — ревниво спросил Евсеев.

— Ну, что ты! — махнул рукой Михайлов. — Такие женщины не по мне! Я люблю веселых, общительных и не таких умных. Да, кстати, у нес иикто не пользовался успехом.