Констебль с третьего участка

- Имеются пострадавшие.

- До смерти? - ужаснулся мой бывший задержанный.

- Слава Святой Урсуле - нет. - поспешил успокоить его я. - Однако одного взялся лечить только личный врач тышаха. Он же, я понимаю, светило?

- Профессор медицины и доктор прикладной волшбы. - ошарашенно пробормотал мой собеседник. - Читает лекции о зачаровании хирургических инструментов.

- Вот! - с чувством произнес я. - Раненого-то в его операционную пара дюжих гвардейцев несла. Ну, вы понимаете.

- О, да!

- А вот большего я вам сказать, увы, не вправе. В одном могу заверить - следствие об убийстве практически завершено.

Мы тепло распрощались - у мистера Адвоката в глазах горели огни, прямо указывающие, что где-то поблизости летает его муза (это такой древнегреческий ангел женского пола с маленькой арфой - она играет, а творческий люд от этого сочиняет и лучше и быстрее. Мне мистер О`Хара рассказывал), а у меня все болело и койка манила как никогда. Лишь в конке я вспомнил, каким образом "Светский хроникер" подал прошлые мои, и нашего художника, откровения, да как потом это переврали прочие газеты, и внутренне приготовился к завтрашним крикам сержанта Сёкли "Где они взяли погибших при исполнении полисменов и целую банду?!!"

Вечером я не поленился сходить и купить свежий выпуск "Светского хроникера", удивив своим приобретением продававшего его ларечника донельзя. Что ж, я был практически прав. Статья на передовице называлась "Покушение на тышаха и смерть матери Лукреции раскрыты". Меня мистер Адвокат обозначил как "наш высокоинформированный конфидент в полицейском ведомстве Дубровлина".

Но до того я весь оставшийся день нежился на кровати, вставая лишь перекусить, да наковырять с ледника ледышек на новый глазной компресс, и при том умудрился почти дочитать книгу о увлекательных приключениях двух ученых в дебрях Амазонки и на вершинах Анд.

Эх, как знать, может и я, когда-нибудь побываю в местах не менее увлекательных?

*? (ki) - дерево (яп.)

**Бельгийский пятизарядный револьвер с надеваемыми на штырьки внешними капсюлями.

Глава XIII

В которой у констебля Вилька спокойная и размеренная жизнь налаживаться начинает, но, увы, тут же и заканчивает.

Жизнь (и график дежурств) потихоньку возвращались в привычную колею. Шумиха с убийством матери Лукреции и обретением чудотворной иконы в прессе улеглись, полностью вытесненные кризисом в Прусско-Французских отношениях и развитием событий в Североамериканской войне, конфликтами между боливарскими республиками, увлеченно выясняющими, кому принадлежит очередная никому на самом деле не нужная сопка Великий Прыщ или как проходят границы по болоту Вонючие Хляби, а также очередным актом научной полемики о возможности реализации аэростата на ракетном движителе, прожект коего уже сколько лет тому как предложил российский инженер Третесский. Последнее сержант Сёкли, как и все кто дежурит по участку прочитывающий имеющуюся прессу, метко характеризовал как "аэросрач".

Не могу сказать, что возвращение жизни в более или менее привычное русло меня расстроило. Приключения, всяческие там неожиданности, выбивающие из колеи и ломающие привычный, размеренный быт, они хороши в романах, когда читаешь их лежа в уютной, залитой солнцем комнате, на кушетке, а вот в жизни они, как правило, никаких положительных эмоций не вызывают. У меня - так уж точно.

Взять хотя бы нашумевшее дело полугодичной давности, когда британские коллеги из Скотленд-Ярда расследовали в Лондоне бесчинства некоего трансильванского графа-вампира. Сколько бессонных ночей, сколько напряжения им пришлось вынести, сколько этот мадьяр* тогда им крови попил - как в прямом, так и в переносном смысле слова, - это же уму непостижимо! Кто, спрашивается, будучи в здравом уме, захочет таких приключений, вместо ловли обычных домушников, карманников и прочих убийцев с дебоширами и хулиганами? А ведь, поди, кто-то про то дело и книгу напишет потом, да такую, что читатели поучаствовать в событиях возжаждут!

Так что успокоение в жизни, связанное с поимкой Дэнгё-дайси, я воспринял с огромным облегчением, чего, однако, никак нельзя было сказать о мистере Ланигане, причина чему была довольно прозаична: злодей, казалось бы, вот он, в твоих руках, а сделать с ним ничего нельзя, даже допросить доктор не разрешает. Говорит, что наш шпион-преступник очень уж при аресте пострадал. У старшего инспектора от такого поворота в пьесе происходило обширнейшее разлитие желчи, челюсти он сжимал - аж зуб крошился... В общем, я ему на глаза старался не попадаться. Благо и ставили меня, покуда синяк под глазом проходит, на участки патрулирования, где требования к внешности констебля не столь высоки, как в районах обжитых или часто посещаемых людьми из высшего общества, а туда начальнику наших сыскарей выезжать, как правило, невместно. Ему дела сложные, могущие вызвать резонанс в свете, раскрывать положено.