Конструирование языков: От эсперанто до дотракийского

Но если присмотреться, то окажется, что искусственные языки могут быть полезны для лингвистической теории – и даже Траск и Стокуэлл, если очистить их текст от наслоений желчи, дают намек на то, в чем может заключаться эта польза. Да, пусть ранние философские языки были неудачны, волапюк неуклюж, а создатель логлана в корне неправильно понимал, что такое язык. Но кто те люди, которые понимают это правильно? И могут ли они понимать это, если работают только с естественными языками и знают, какими они бывают, но не могут отрешиться от них и представить себе, какими они не бывают?

Отечественный лингвист Лев Щерба писал:

Не ожидая того, что какой-то писатель употребит тот или иной оборот, то или иное сочетание, можно произвольно сочетать слова и, систематически заменяя одно другим, меняя их порядок, интонацию, и т. п., наблюдать получающиеся при этом смысловые различия, что мы постоянно и делаем, когда что-нибудь пишем. 〈…〉 Ведь надо иметь в виду, что в «текстах» лингвистов обыкновенно отсутствуют неудачные высказывания, между тем как весьма важную составную часть языкового материала образуют именно неудачные высказывания с отметкой «так не говорят», которые я буду называть «отрицательным языковым материалом». Роль этого отрицательного материала громадна и совершенно еще не оценена в языкознании, насколько мне известно{3}.

Щерба имеет в виду очень простую идею, которая фактически лежит в основе всего современного синтаксиса: надо не только исследовать те предложения, которые кажутся нам правильными, но и немного менять их, чтобы «сломать», придать им неправильность. Предложение, которое кажется носителям языка неприемлемым, делает то правило, которое в нем нарушается, намного более рельефным и заметным. Так, если изучать согласование в русском языке, мы можем посмотреть на предложения (1–3) и убедиться, что первые два из них естественны, а третье явно неправильно (неправильность обозначается звездочкой; примеры взяты из статьи Ольги Пекелис{4}):

(1) У Сережи моментально менялись тон и выражение лица.

(2) У Сережи моментально менялся тон и выражение лица.

(3) *У Сережи моментально менялось тон и выражение лица.

Отсюда мы можем сделать вывод, что согласование в таких предложениях возможно либо по множественному числу, либо по признакам первого из членов, соединенных союзом и, но не по признакам второго: мужской род от тон взять можно, а средний род от выражение

 – нельзя. Посмотрев на это, можно изучать согласование дальше и думать, от чего еще оно зависит: например, изменится ли что-то, если поставить сказуемое после подлежащих? Можно проверить по большому собранию текстов, как часто употребляется тот или иной из вариантов. Можно попробовать дать происходящему какую-то теоретическую интерпретацию. Но, как бы то ни было, первый шаг, с которого мы начали, – построили то, чего не бывает, и задумались: а почему так?

Ту же самую роль выполняют и искусственные языки на фоне естественных. Иногда, взглянув на искусственный язык, лингвист восклицает: «Это чушь! Так не бывает!» Но именно в этот момент стоит остановиться и подумать: а почему так не бывает?

Известный нидерландский лингвист Марк ван Остендорп в 2000 г. написал статью «Искусственные языки и лингвистическая теория»{5}, в которой предложил различать не только естественные и искусственные языки, но и языки реальные, потенциальные и невозможные. Любой естественный язык по опрелению реален, а вот с искусственными все не так просто: они могут относиться к любой из трех категорий. Полноценно ответить на вопрос, что возможно, а что нет, мы пока не способны. Неясно, какими особенностями должен обладать невозможный язык, и столь же неясно, что такое невозможность языка вообще: значит ли это, что Homo sapiens не сможет его выучить? Не сможет на нем говорить? Сможет выучить и говорить, но этот язык не передастся детям? Но, несмотря на все сложности и неясности, по крайней мере задумываться об этом стоит.