Консультант

Так или иначе, терраса Форсайт была местом не только неэстетичным, но и небезопасным. Впрочем, компактной группе, состоящей из дюжины вооруженных до зубов людей, ничего особенного не угрожало: дураки на Большом Шанхае не приживались. Зато – конкретно на Форсайт – вполне себе приживались попрошайки. И всю дорогу до стоянки аэротакси, больше похожей на хорошо защищенный блокпост, Лану и сопровождающих её людей преследовали когда плаксивые, а когда и нахальные голоса.

Это было плохо даже просто для короткой прогулки от лифтовой капсулы до такси – что уж говорить о бизнесе? Когда Катрина Галлахер впервые объявилась на Большом Шанхае, агентство, в котором ей предстояло работать, располагалось именно на террасе Форсайт. И что касалось Ланы, то у неё не было ни малейших сомнений в том, почему работа агентства не приносит той отдачи, на которую рассчитывала разведка Легиона, организуя его.

Ну, кто станет доверять агентству, расположенному в такой дыре? Только какая-нибудь мелкая шушера. А толку с такой? Да, в сущности, тогдашняя жалкая конторка и не заслуживала названия консалтингового агентства. Все четыре года Лана недоумевала: почему Натаниэль Горовиц не разглядел потенциала Большого Шанхая, как школы подготовки кадров? Или просто не нашлось никого, кто, будучи преданным Легиону, по-настоящему органично вписался бы в эту среду? Лана Дитц – вписалась.

И очень быстро поняла, что возможны лишь два варианта: либо она сделает агентство первоклассным заведением, либо станет неудачницей, не оправдавшей надежд приёмного отца. Допустить второе было никак нельзя, и после первого отпуска Лана, не колеблясь, вложила собственные накопления в аренду помещения на террасе Цельсий.

К этому моменту безрукий и безмозглый (с точки зрения Катрины Галлахер) глава агентства уже был отозван посмеивающимся Горовицем, и новая хозяйка развернулась вовсю. С Цельсия она перебралась на весьма респектабельную (для террасы, конечно) Краун, с Краун – полгода назад – на платформу Картье, считавшуюся уже серьезным бизнес-центром.

Вот туда-то им и надо было попасть. Только не сразу.

– Подайте! Подайте Христа ради!

До стоянки такси, на которую заранее был вызван рассчитанный на полтора десятка пассажиров аэрокар, оставались считанные шаги; здесь попрошайки уже, как правило, не попадались. Но вот – откуда-то вывернулся этот субъект, нахально игнорирующий раструбы станнеров над входом. Тощий, нескладный, сутулый, с клочковатой пародией на бороду, облаченный в вонючие лохмотья…

– Христа ради! Христа ради!!!

Лана, не сбавляя шага, сунула руку во внутренний карман жилета и высыпала в подставленные грязные ладони столько чипов, сколько сумела захватить.

– Благословенна будь! Благословенна!..

Массивные двери сдвинулись за спинами, отсекая визгливые вопли. Хмурый, смахивающий на гориллу таксист – попробуй у такого выручку отнять! – уточнил: «Платформа Центурия, мисс?», все расселись по местам, и кар стартовал.

К слову, Лана нисколько не преувеличивала, когда говорила Серхио, что в планетоиде на крыле особенно не полетаешь. На первый взгляд, пространства хватало с лихвой: гроздья соединенных лифтовыми пилонами платформ, парящие вокруг осветительной колонны, располагались довольно далеко друг от друга. Однако существовал взгляд второй, которому открывались серебристые нити связывающих пилоны монорельсов и сотни снующих во всех направлениях аэрокаров.

Не говоря уж о том, что система рециркуляции воздуха, завязанная на оранжерейный уровень, создавала предсказуемую, но от этого не менее рискованную схему воздушных потоков, которые вполне могли уронить и тяжелый кар. Впрочем, это было не так уж и важно. Полетать можно и где-нибудь ещё, а вот такое изумительное сочетание красоты и целесообразности Лане Дитц не попадалось больше нигде.

Она совсем уже настроилась спокойно поглазеть в иллюминатор, готовясь к предстоящей работе, но тут к ее плечу прикоснулся капитан Силва:

– Слушай, а зачем ты подала этому придурку? Он же не калека, просто бездельник и пьяница. И твои деньги он пропьёт, только и всего!

– Дело не в нём, – пожала Лана плечами, не без сожаления отворачиваясь от иллюминатора. – Он попросил ради Христа – ради Христа и получил. Пропьёт – так пропьёт, его дело, не мое.

– И когда это ты успела уверовать? – удивлению Силвы не было предела.

– Никогда, Аль. При чём тут вера? Если даже через две с половиной тысячи лет после смерти человека его слова и поступки находят последователей, такой человек заслуживает уважения. Чьим бы там сыном он ни был.

– То есть, – осторожно уточнил слегка опешивший эстреллиец[29], - ты подала потому, что уважаешь Христа? Именно уважаешь?