– Здравствуйте, Капитолина Сидоровна, – серьезно-доброжелательно поздоровалась я, – а у нас хорошие новости, комиссия уехала и все нормально.
Щука дернулась, но разговор поддержала:
– Конкретные замечания есть?
– Значительных нету. Все хорошо. Есть две небольшие рекомендации и одно мелкое замечание, но сами же понимаете, без этого нельзя.
Щука понимала. Я вполне искренне поинтересовалась, как у нее здоровье. Она сперва искала в моих глазах насмешку, но не увидев подвоха, успокоилась и мы вполне миролюбиво поговорили.
Очевидно, ей уже донесли, что Иван Аркадьевич ее хотел уволить, но я ее отстояла (разговор случился в кабинете N 21, а дверь я не закрыла).
Нет, Щуку я не отдам! Она будет работать в депо "Монорельс" моей прямой начальницей ровно столько, сколько нужно мне, чтобы получить заветный диплом ВУЗа.
А то ну уволят ее, и что дальше? Хорошо, если на ее место поставят высокомерную и глуповатую Гиржеву. А если, не дай бог, пришлют с другой области умного молодого профессионала? И тогда у меня будет два варианта – сидеть пожизненной конторщицей или ехать за туманами и за запахом тайги.
Поэтому Щуку я буду держать "на крючке", сколько смогу. А ее тупые агрессивные закидоны мне до лампочки.
В этот же день состоялся еще один разговор. С Алевтиной Никитичной.
– Ты притворяешься, Лида. Ты совсем не такая, как кажешься, – без обиняков выдала она.
– О чем вы? – я взглянула на нее по-новому.
– Ты не такая, как кажешься, – повторила она и ее глаза сузились.
– А какая?
– Хитрая. Хитрая и расчетливая лиса, – прищурилась Алевтина Никитична.
– Это плохо?
– Если ты навредишь Ване, я тебя своими руками удушу, – хмуро пообещала она.
– А если наоборот – помогу ему возвыситься, то что мне за это будет? – хмыкнула я.
Алевтина Никитична ничего не ответила, посмотрела на меня долгим внимательным взглядом, развернулась и ушла.
Я улыбнулась.
Ну что же. Все получилось, как я и планировала. Иван Аркадьевич – суровый и жесткий человек со взрывным характером, которым особо не покомандуешь. Которого боятся. Но есть у него одна ахиллесова пята, о которой случайно проговорилась Алевтина Никитична, а потом он и сам подтвердил. Он сирота. Плюс голодное детдомовское детство. Поэтому и взял к себе "свою" Алевтину Никитичну, и держится ее, доверяет. Чтобы он стал доверять мне, – дурочке-конторщице, коих в депо "Монорельс" десятки, нужно было нечто, отчего его суровое сердце дрогнет. Поэтому я мелкими "нарушениями" провоцировала теток из конторы, которые возненавидели Лидочку и, думая, что она тютя безответная, помогли Щуке ее бортануть. О том, что я выполняю указания Ивана Аркадьевича, я не сказала им специально. Иван Аркадьевич, как бывший детдомовец всегда горой за "своих", и как только Лидочке удалось попасть в его круг "чуть поближе" – он бросился меня защищать и возвращать. Я немножко поупиралась, поприводила неубедительные доводы, и в обмен на возвращение Риммы Марковны, вернулась на работу. А Иван Аркадьевич чувствует теперь за меня ответственность.
Я прекрасно знаю, что в это время женщине сделать нормальную карьеру с вертикальным взлетом по социальной лестнице практически невозможно. Если исключить Екатерину Фурцеву (да и то, все мы знаем, чем ее история закончилась), то женщин среди верхушки руководителей страны до 90-х годов и не было, рангом чуть пониже – были, но мало. Поэтому самой мне попасть наверх, даже с учетом современных знаний и навыков – малореально или придется затратить такие усилия, что шкурка выделки не стоит. А вот продвинуть обязанного тебе всем человека, который ледоколом пройдет все перипетии и потянет за собой "наверх" – легко. Вот только нужно покрепче привязать к себе. Он не должен подозревать в меркантильности или корысти. Поэтому в Лидочкиных поступках были лишь показательная наивность и желание справедливости, что импонирует его мировоззрению.
Вот и все.
Всего за месяц у меня уже есть: свой отдельный кабинет, неплохая зарплата, перспектива карьерного роста, дополнительный независимый доход, личная свобода и двухкомнатная квартира.
Итак, первый шаг сделан. А дальше посмотрим…
Эпилог
Я бежала по улице. Было тепло. Было 1 мая. И был парад.
День международной солидарности трудящихся.
Ровными колоннами рабочие шли по центральному проспекту города. Работницы текстильного цеха в алых косынках радостно махали высоким трибунам зажатыми в руках гвоздиками и тюльпанами. Рабочие тракторостроительного завода несли огромный транспарант, на котором было написано:
Да здравствует Первое мая!
Реют поднятые над колоннами флаги и транспаранты.
Рдеют алые флаги.
Ровняют шаг демонстранты.
Ударники колхоза "Красная Заря", крепкие, загорелые, с обветренными лицами горячо приветствуют Первомай: "Вперед, к победе коммунизма! Ура!" – несется над проспектом многоголосое приветствие.
Студенты профтехучилища приветствуют Первомай.
Школьники, комсомольцы, пионеры и октябрята приветствуют Первомай.
Физкультурники приветствуют Первомай.
– Ура, товарищи!
– Да здравствует Первое мая!
– В борьбе против империализма – за мир! За демократию! За социализм!