Читаем Контра полностью

— Вот Сашенька, смотрите. — сказал Авраам, указывая рукой на полки с множеством увесистых мешочков, разнообразными коробками, и просто золотыми слитками и парой не слишком больших сейфов, неизвестно как сюда попавшими. — Это и есть моя самая большая тайна. Это местный аналог известной на вашей потерянной родине "кассы взаимопомощи". Не удивляйтесь вы так, я и об этом знаю, очень давно, нам, тогда ещё мелким мальчишкам было всё интересно, и ваши специалисты, многое рассказывали о СССР. Здесь тоже существовало нечто подобное, но у каждого семейства своё и весьма ограниченное. Так что, мне осталось только немного расширить свой "банк". Не скажу, что всё получилось сразу, с первого раза, но в итоге, всё вышло так, как надо. Представьте себе такую ситуацию, случится с кем-то беда или нужда, например, банальное ограбление, пожар, нехватка средств для приобретения чего-либо нужного для дела… да мало ли что может случиться с человеком, а свободных денег у него нет. Вот он и придёт сюда, если является соучредителем нашей кассы. Так что, приглашаю в этот тайный клуб и вас, дорогой друг.

— Даже так. И чем я заслужил такое безграничное доверие к своей персоне?

— Саша, вот только не надо искать чёрную кошку там, где её нет. Вы можете осторожничать, наводить обо мне справки, боясь подвоха, я вас пойму, и тики не смейтесь над моею сентиментальностью. Поживите на чужбине с моё, в полном одиночестве, тогда всё поймёте. Знаете, как приятно то, что я всё-таки нашёл своего земляка. Тем более, вы себя уже неплохо зарекомендовали.

— Я, конечно же, не нацик, но Россия и Палестина, это не соседние улицы и даже не близлежащие города или страны.

— Думайте шире. Нас объединяет нечто большее — потерянная нами родина. Пусть даже наши миры могут оказаться разными, но они весьма схожи и этого достаточно. Как по мне, то общая потеря, и схожесть описания родной действительности, нас сближает и роднит. Я, конечно же, уже сросся с этим миром, но когда я заподозрил в вас, как вы выразились "попаданца", у меня, за малым, чуть не остановилось сердце. Это такая встряска.

— За малым, это не считается.

— Вы ещё шутите, а у меня, до сих пор больное сердце не успокоится. Так и норовит пропустить удар, или вообще, остановиться…

Глава 41

С утра, Пётр Увельский был сам не свой. Его состояние можно было описать примерно так, представьте себе, вы сидите на пороховой бочке, а прямо к ней насыпана "огнепроводная дорожка", по которой неотвратимо, с тихим шипением бежит бодренький, яркий огонёк. Вы это видите, однако покинуть свой взрывоопасный "трон", или погасить приближающуюся смерть, нет никакой возможности. И для формирования таких угнетающих ассоциаций, есть свои причины.

Но как говорится, чтоб тебя поняли люди, нужно рассказывать обо всём по порядку, так что, начнём.

О том, что за имением постоянно присматривают "голубые мундиры", тайной не являлось, его установили сразу же после "исчезновения" шайки татей, скрывавшейся в соседнем имении. Как сказал барин: "Всё это ожидаемо, силам правопорядка нужно во всём разобраться. Значит, они будут "рыть землю во всех направлениях," не хуже чем свинья в поисках трюфелей. Тем более, вы узнали двоих служивых, не так давно сопровождавших дознавателей, которые не так давно работали у нас". — Странно, но никто из наблюдателей, землю не копал. И что Александр Юрьевич хотел этим сказать, сравнивая полицию с хрюкающими землекопами, было не понятно. Всё бы ничего, негласно были приняты ответные меры, и за соглядатаями скрытно надзирали — издали и даже не постоянно. Однако два дня назад, к ним присоединились несколько личностей, по повадкам, и прочим признакам — чистой воды бандиты. Да, ещё одновременно с их появлением, пропал конный патруль, состоявший из двух молодых гайдуков, которые не должны были и близко приближаться к району, где располагались господа шпионы. Так что, для получения ответов на некоторые вопросы, пришлось брать новых гостей, по-тихому, когда они отправились назад, в город. И то, что удалось от них узнать, к продолжению спокойного течения жизни не располагало. Оно вообще, не оставляло надежд на её продолжение. Вот и ходил Пётр по имению злым, хмурым, как грозовая туча. А те, кто его видел, предпочитали держаться от него подальше. Мало ли что, вдруг человека "переклинит", и он "сорвётся".

Так что поближе к вечеру, ещё до того как граф вернулся в свои владения, Пётр прилагал не малые усилия, для того, чтоб скрыть от окружающих его людей своё беспокойство. По крайней мере, старшему десятнику не хотелось встречать своего работодателя с "кислой рожей". Как оказалось, старался он не зря, так как вернувшийся из поездки в столицу Александр Юрьевич и без того был чем-то озадачен. Так что, обменявшись со старшим гайдуком дежурными приветствиями, граф уже хотел направиться в свой кабинет, дабы там уединиться, но Пётр его окликнул, уже вслед ему бодро так спросив:

— Александр Юрьевич, мне нужно с вами поговорить? Желательно сделать это наедине, как вы иногда говорите, без свидетелей.

— А что такое? Это так важно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза