Контра

— Ой, господи, неужто они рукоприкладствуют? — не сдержавшись, "пискнула" молодая, худая служанка.

— Не знаю, может быть и да. Об этом господа ничего не говорили. Слышала что друг нашего Михаила Николаевича, по-прежнему находится под домашним арестом. А вот его слуг, посадили в кутузку и не выпускают, и тоже, держат там безвинно.

— Ой, боженьки, да как же это? Как же тот бедняжка граф живёт, если ему никто не прислуживает. Некому ему ни поесть приготовить, ни постирать?

— Про это не знаю. Об этом ничего не говорили.

— Ой, горе то какое. Ну ладно. А дальше то что?

— Ну слушайте…

А день спустя, Михаил, один, сидя в тильбюри[32], выглядевшим после ремонта почти как новый, неспешно въезжал на территорию нового имения своего друга. К сильному удивлению гостя, на первый взгляд, здесь ничего не говорило о том, что хозяин этой земли находится под арестом. На въезде не стояли вооружённые часовые, в чьи обязанности должно входить изоляция пленника от любых посетителей. По крайней мере, после слов господина Самарского, о том, что его друга оскорбили недоверием и приставили охрану, граф Мусин-Елецкий ожидал увидеть именно такую "картину". В реальности всё выглядело по-другому. Ворота были гостеприимно распахнуты. Дворовая челядь, занимающаяся своими делами, не выглядела затравленной или испуганной и приветствовала неизвестного им барина уважительными поклонами. Возле парадного крыльца, дежурила пара гайдуков, правда в старенькой, но аккуратно ухоженной форме, которые и ответили, дескать, Александр Юрьевич дома, и его уже предупредили о прибывшем госте. Так что, если господин того пожелает, то пусть проходит в гостевые покои, куда его проводит Иван, чернявый холоп, один из встретивших его стражей.

Подтверждением чрезмерной опеки стало появление Александра, одетого как будто на выход в высший свет — по последней светской моде. После того как он вошёл в зал гостиной, и приветливо улыбаясь, поздоровался с другом, то за его спиной появился долговязый околоточный надзиратель, начавший тут же изучающе рассматривать Михаила.

— Я тоже рад тебя видеть, Саша. — на безупречном французском языке, ответил молодой граф. — но что это за чудо топчется за твоею спиною?

— Не обращай на него внимания, — не поддержав товарища, по-русски ответил Александр, — это мой личный сатрап.

— Но как же так? И ты всё это смиренно терпишь? Не узнаю своего друга.

— Да пошли они к чёрту. Делать мне нечего, как только тратить свои нервные клетки. Эти господа опричники, чего-то там хитрят, а мне, до их цирка абсурда, нет никакого дела. От слова совершенно.

— Как это?

— Начну с того, что официально, мне якобы поверили на слово. И говорят мол больше чем уверены в том, что я не буду покидать своё имение. А этих чудо "богатырей", мне выделили только ради защиты моей драгоценной тушки от повторного нападения сбежавших бандитов. Вот, видишь, выдали "витязей", аж целых две штуки. Один отдыхает, другой бдит и наоборот.

— И ты хочешь сказать, что в эту чушь поверил?

— Представь себе, да. Ведь я такой "наивный и доверчивый".

Стоявший возле двери полицейский слышал эту беседу и, судя по нахлынувшему на лицо багрянцу, насмешки господ дворян, "изливавшиеся" в направлении его службы, были ему не приятны. Но он стоически молчал. Видимо получил по этому поводу строгие инструкции.

— Что хочешь со мною делай, но я не верю в твою детскую наивность. — продолжал беседу Михаил.

— И правильно делаешь. Я, например, воспринимаю этих слуг правопорядка, как свои запасные тени. Следуют за мною по пятам и бог с ними, мне от них скрывать нечего.

— И в самом деле, бог с ними. Но я слышал, что у тебя неоднократно производился обыск. Это так?

— Да. Искали какие-то сундуки, в которых, по их словам, лежат украденные деньги. Кто-то им наплёл сказку, мол, я её перехватил и где-то спрятал. Видимо думают что я положил всё это под кровать и благополучно забыл обо всём.

— И как ты к этому относишься?

— Да никак. Хотят, пусть ищут. Если не успокоятся, то я, по осени, готов собрать у своих крестьян все лопаты, и выдать их следователям и их подчинённым, пусть, если пожелают, всю землю перепашут — если это будет для меня бесплатно. Говорят что для землицы, это оче-ень полезно.

— А-ха-ха-ха! Насмешил! Значит, говоришь что полезно? — не выдержав, засмеялся Миша.

— Ну да. И земле, а особо их головам.

— А причём тут головы?

— Ну как? Руки устанут, глядишь, уважаемые господа поймут, что думать надо головой, а не своей пятой точкой.

— Какой такой точкой? Тьфу ты. Что это за точка?

— Ну та, откуда у всех ноги растут.

— У-гу-гу! Умо-ори-ил! Прямо не узнаю тебя! А я, если честно, собирался тебя утешать. А ты, сам всех тут веселишь, да над своими тюремщиками потешаешься. Да Саша. Сильно ты за это лето изменился. Ну, всё, хватит об этом, я собственно к тебе по важному делу приехал.

— А я думал, что просто проведать, да поддержать бедного узника.

— Так одно другому не мешает. Ты уже знаешь, что я, для твоей защиты нанял одного весьма успешного стряпчего?

— Слышал. Но у меня и свой есть.