Контрабанда без правил

– Об этих злотых и сигаретах никому ни слова. За вывоз денег из страны и использование их в качестве немецких жетонов сразу загремишь в тюрьму. Другое дело – бизнес с видеомагнитофонами. Рано или поздно об этом узнают, так что не стоит скрывать. А если всплывет информация о монетах, надо отпираться и говорить всем, что это инициатива железнодорожника.

– Понятно, пан Теофиль, – согласился с ним Раймонд. – Как вы думаете, что будет? Мне кажется, кто-то хотел отобрать мой бизнес, а убийство проводника – это предупреждение, чтобы я не вмешивался. Правильно я рассуждаю, пан Теофиль?

– Похоже, что так. А тот, кто убил железнодорожника, уже сидит под арестом со вчерашнего дня. Как только мы его прижмем, он сразу во всем сознается. Но я думаю, что он был только исполнителем. Ему кто-то сказал это сделать, его шеф. А шеф у него, как ты сказал, Толстый Ричи.

– Убийцу уже арестовали? – недоверчиво спросил Ливер.

– Я лично его поймал. Этого психованного железнодорожника. Задержали его в Лазаре, сидел у себя дома. Так что все сходится, потому что он должен знать убитого по работе.

Раймонд вздохнул с облегчением. Олькевич довольно посмотрел на него и хлопнул себя по ноге:

– Быстро, да? Ты даже не думал, что он уже у нас на Кохановского.

– Нет, не думал.

– Сейчас главное – поймать того, кто все это придумал, чтобы узнать, зачем. И нам идеально подходит этот Толстый. Так что ты должен дать наводку, а я с ним поговорю. А потом посмотрим. Но что-то мне подсказывает, что все идет в нужном направлении.

– Я не верю, что Ричи – такая свинья. Я давно его знаю, если бы он хотел мой бизнес, он решил бы это как-то цивилизованно, – сказал Раймонд, но без особой уверенности, внимательно присматриваясь к Олькевичу.

– Не будь наивным, пан Раймонд, – сказал Теофиль. – Там, где речь идет о больших деньгах, нет места для сантиментов. Ты мало знаешь о жизни, несмотря на весь свой опыт.

Олькевич громко рассмеялся и ударил правой рукой по столу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, а затем снял трубку телефона.

– Говорит Олькевич, – сказал он. – Мне нужна машина и двое сотрудников. Как нет? Ну так возьмите кого-нибудь из патруля, потому что мне срочно нужно. Чтобы одного клиента из города доставить, и побыстрее, потому что он может скрыться. Это связано со стрельбой на Струся.

Он закончил разговор и посмотрел на Раймонда, вертевшегося на неудобном стуле.

– Ну а сейчас, пан Раймонд, запишем показания, как будто ты сам к нам пришел, обо всем рассказал и согласился сотрудничать со следствием. Чтобы потом никто не подкопался.

– Надо – значит надо, – махнул рукой Дутка, не любивший сотрудничать с Гражданской милицией, но у него не было выбора. В конце концов, в этой стране все население делилось на тех, кто сотрудничал, на тех, кто сотрудничает, и тех, кто еще собирается сотрудничать. Раймонд как раз присоединился ко второй категории.

14:30

Вильгельм Влодарек, учитель польского языка на пенсии, работавший когда-то в лицее им. Кароля Мартинковского, в народе называемом просто Мартинеком, одетый в серый костюм и светло-серый плащ, медленно шел по улице. Под ногами крутилась темно-коричневая такса, по привычке обнюхивавшая на тротуаре все, что попадалось по пути.

Влодарек жил неподалеку, в доме на улице Ратайчака. По воскресеньям, если позволяла погода, он ходил на прогулку со своим любимцем Аяксом. Они шли мимо Польского театра, затем направлялись в сторону оперы, а перед зданием, над которым возвышался медный Пегас, теперь сильно позеленевший, потому что его уже много лет не чистили, переходили дорогу и шли в парк. Там мужчина отстегивал поводок, чтобы собака могла немного побегать. Аяксу было невтерпеж, потому что парк был уже рядом. Они дошли до здания театра напротив «Смакоша», должны были пройти мимо «Окронгляка», ресторана с дискотекой «В-З», собора, а за пешеходным переходом была опера. Учитель ласково посмотрел на собачку, которая вскоре должна была ринуться в кусты как борзая или гончая. Заглядевшись на таксу, он не обратил внимания на группу длинноволосых молодых людей в помятых и растянутых свитерах и куртках. Три девушки в этой компании отличались от парней только тем, что вместо джинсов на них были мешковатые, помятые платья. Бородатый блондин, напоминавший страдающего Христа, играл на гитаре и пел, ужасно фальшивя, песенку о виски и чьей-то жене. Остальные хиппи раскачивались во все стороны, пытаясь попасть в ритм гитары. Учитель, который едва мог удержать в руке поводок с вырывавшимся Аяксом, не заметил, что наступил на лежавший на тротуаре берет. Он задел его ногой, и на тротуар со звоном посыпались монеты.

– Эй, дед, внимательнее надо быть, – обратился к нему Христос с гитарой. – Не видишь, что здесь люди работают?

– Извините, – пробормотал растерявшийся учитель и наклонился, чтобы собрать рассыпавшиеся монеты.

Но девушка в красной косынке на голове его опередила. Она схватила берет и быстро собрала монеты. Она осуждающе смотрела на Влодарека, как будто опасаясь, что старик присвоит себе заработанные ими деньги.