Концентрат сна

— О, не более, чем вино, опиум и другие средства, с помощью которых у людей отшибало память на очень короткое время. Для нас важно другое. Чем печальнее, темнее, глуше была жизнь, тем больше места занимал в ней сон. И, напротив, чем светлее, звонче, ярче жизнь, тем меньше потребность сна у людей. Радость тонизирует, бодрит. Ты — физиолог и понимаешь, что это не парадокс, а вывод из общепринятой теории сна.

— Но уменьшение этой потребности, — вставил Федотов назидательно, — имеет какой-то предел, ты не должен забывать об этом.

— Вот тут мы физиологи — и должны прийти на помощь человечеству. Мы обязаны помочь ему не спать. Согласись, что жизнь так полна, так богата радостями в наше время, что жаль минуты, потраченной зря. Хочется жить без этих скучных антрактов, не покидая мира счастливой реальности ни на час! Веселиться, творить, действовать, переходя от одного увлекательного дела к другому! Бодрствовать всю жизнь, всю долгую, бессонную человеческую жизнь!

— Прихлебывая при этом твой фантастический концентрат сна?

— Да!

— Поэтично, согласен. И очень заманчиво в целом. Но, извини, Виктор, неправдоподобно. Когда мы в лаборатории эффективного питания изготовляем разнообразные пищевые экстракты и концентраты, это реально, это факт. Вот — тяжелая глыба мяса. Рядом маленький кубик, в котором спрессована вся теплотворная энергия этого мяса, тысячи заключенных в нем калорий. Вот пирамида из лимонов. И рядом узкий бокал, наполненный янтарным витаминным соком, равноценным всей пирамиде. А что ты после многих лет работы можешь показать в своей лаборатории сна?

Гонцов выпрямился. Голос его прозвучал необычно резко:

— Фома неверный! Ты видишь меня и разговариваешь со мной, — заметна ли во мне усталость, клонит ли меня ко сну?

Пока удивленный Федотов размышлял над этими странными словами, Гонцов пересилил досаду и продолжал совсем тихо, точно стыдясь своей вспышки:

— Однако пока еще рано говорить об этом. Решающий опыт не закончен, и неосмотрительно было бы сейчас хвалиться и трубить победу... И все же, друг, я уверен, я безусловно уверен в том, что в нашей лаборатории я найду заменитель сна, иное, более выгодное, совершенное и быстродействующее средство обновлять силы организма.

Федотов молчал.

— Ты помнишь, что весной у меня не ладилось с гидратами, — сказал Гонцов. — Формула была неверна, собаки издыхали на середине эксперимента. Недавно я принял решение добавить в формулу соли калия, тонизирующее действие которых известно. Николай Петрович одобрил мою мысль. Суди о результатах. Подопытные «Дэзи» и «Шарик» бодрствуют второй месяц и, повидимому, не ощущают никакой потребности во сне... Итак, может быть, — видишь, как я недоверчив, — я стою на пороге небывалого в медицине открытия. Может быть, где-то тут передо мной — пока невидимая заветная дверь, и не сегодня-завтра ключи к ней будут подобраны?

— Теперь ты понимаешь мое нетерпение. Я не вижу ничего, кроме этой далекой цели впереди. Поверишь ли, я с радостью отдал бы несколько лет своей жизни, чтобы приблизить час, когда можно будет прокричать на весь мир: «Противоядие против сна найдено!»

— И потом, когда ты прокричишь это, — шутливо сказал Федотов, — мы, наконец, устроим тебе торжественные проводы в санаторий «Узкое».

— О, я успею еще отдохнуть, — ответил Гонцов, продолжая рассеянно смотреть вдаль, туда, где за балаганами Парка культуры мерцали очертания нового города. — Кстати, не думай, что я устал. Я никогда не чувствовал такого прилива сил и бодрости, как сейчас.

— Ну, ну! Боюсь только, что ты подбадриваешь себя крепким чаем и гирями...

— Честное слово, — сказал Гонцов, и Федотову в темноте показалось, что тот снова улыбается. — Честное слово, забросил все это. Просто не хочется спать, и только...

Трубка Федотова сомнительно пыхнула на прощанье, и они расстались.

Глава вторая

Продолжая улыбаться, Гонцов запер дверь лаборатории и опустил зеленый абажур над лампой. Предстояла одинокая бессонная ночь среди колб и реторт, в теплых отсветах электропечки, на которой кипятились инструменты.

Он прошел в дальний угол, где между шкафами лежали его гири, поднял их, рассеянно подержал на вытянутых руках, швырнул обратно. Зачем они ему теперь?

Историю этих гирь не знал даже Федотов.

В молодости настольной книгой Гонцова был Джек Лондоновский «Мартин Иден». По много раз мог он перечитывать места, где упрямый матрос, твердо решивший стать писателем, ломает привычный уклад своей жизни. За год Мартин должен научиться тому, что люди в обычных условиях изучают десятки лет. Поэтому он разрешает себе спать только два или три часа и вскакивает по первому звонку будильника.

Повидимому, именно под влиянием этого друга из книги Гонцов начал свои всенощные бдения в лаборатории. Оставаясь там ночью один, он открывал первым долгом настежь окно и, жадно вдыхая прохладный воздух, делал гимнастику. Потом обтирался ледяной водой и, освеженный, сбросив с себя липкую усталость прошедшего дня, садился к столу.