Концепции современного востоковедения

Следует ли из сказанного, что множественность интерпретаций гуманитарного текста и, отсюда, множественность метатекстов, сопоставленных одному и тому же тексту, всегда устранима, всегда решается в пользу одного из них или же посредством некоего синтеза? Конечно, нет. Полезно вспомнить эпизод, связанный с оценкой картины Ван Гога, изображающей стоптанные башмаки. Хайдеггер увидел в картине аллегорию крестьянского труда («немотствующий зов земли отдается в этих башмаках»), по поводу чего Шапиро не без ехидства заметил, что на самом деле Ван Гог изобразил собственные башмаки, а сам художник никак не был «человеком земли». Как представляется, однако, прав здесь Ж. Деррида, который в статье с характерным названием “La verit'e en peinture

” отстаивал принципиальную равновозможность множества интерпретаций33

. Возвращаясь к высказанному выше положению о специфичности гуманитарного знания как места встречи двух (или более) ментальных систем, необходимо допустить, что изучаемый гуманитарием текст (знаковая конструкция) задает лишь некоторый горизонт понимания, в пределах которого, в зависимости от реципиента (реально – соавтора), избирается та или иная возможность. Н. Винер объяснял свои не слишком высокие показатели в шахматной игре тем, что он не привык к противодействию со стороны партнера: для него как для ученого-естествоиспытателя привычным партнером была неживая природа, взаимодействие с которой всегда однонаправленно. Но партнером гуманитария выступает текст, а текст живет, он может изменять свои характеристики в зависимости и от того, кт'o с ним «работает», и от того, как с текстом «работают». Наконец, сам язык – инструментарий текста – уже есть некоторая философия и идеология, навязывающая себя автору, с одной стороны, и нежесткая структура – с другой, допускающая и даже предполагающая наличие «открытых финалов», недоговоренности, определенной свободы прочтения и т. п. Пресловутая неопределенность гуманитарных построений – если она не поддается корректному снятию, что всегда очень конкретно, – есть прямое отражение исследовательским метатекстом свойств текста-объекта.

Соотношение логического и интуитивного в гуманитарных науках

. Эта проблема неявным образом уже затрагивалась выше. В частности, там, где речь шла о том, что точные и естественнонаучные дисциплины основывают свои суждения на системах аксиом, из которых логически выводятся соответствующие теоретические положения. Иначе можно сказать, что аксиомы базируются на интуиции или, еще иначе, что интуиция здесь проявляется в формулировании аксиом. Однако подобная констатация факта далеко не исчерпывает вопрос об интуиции. Достаточно хорошо известно, что ученый-естествоиспытатель совершает (теоретические) открытия в своей научной области не столько за счет строго логического анализа, сколько благодаря интуитивному озарению

; обычно, лишь придя к соответствующему результату, ученый переводит его на язык логики34.

Как обстоит дело в гуманитарных науках? Начать следует с того, что наука вообще отличается от ненауки (искусства, прежде всего) воспроизводимостью результатов. Эмпирические находки в науке не должны зависеть от того, кто, когда и где мог наблюдать открытые физиками, химиками и другие факты: если бы было, например, обнаружено в одной из исследовательских лабораторий, что при определенных, точно оговариваемых условиях сверхпроводимость возможна при комнатной температуре, то этот результат был бы повторен, воспроизведен во всех лабораториях, обладающих для этого нужным оборудованием и научным персоналом. Точно так же и в случае теоретических открытий: признание научным сообществом одного и того же набора аксиом и, разумеется, общих для всех правил логики делает теоретическое открытие воспроизводимым. Иное дело в искусстве. Цель искусства – самовыражение творца. Творец уникален – соответственно уникален, т. е. принципиально невоспроизводим, результат его творчества. Хотя в истории науки не раз случалось, что разные ученые независимо друг от друга совершали одно и то же открытие (например, Ломоносов и Лавуазье независимо друг от друга пришли к закону сохранения массы вещества), невозможно представить себе, что кто-то независимо от Пушкина сочинил бы «Я помню чудное мгновение…», независимо от Рудаки – касыду «Мать вина», независимо от Гершвина – оперу «Порги и Бесс» и т. д.