Копченое пиво

Закругляем экскурсию, они явно выдохлись, только объясню, чем отличается итальянский парк от французского и английского, – и айда с собой вдвоем в монастырь Сан-Марко, посмотреть на фра Анджелико. Туда еще отсюда пилить минут 12 быстрым ходом, и еще назад, и там. Даем свободное время – час. Дорогие друзья, сейчас у вас час свободного времени, можете перекусить, кто что с собой взял, шницели-бутерброды-пирожки, со вкусом, прямо здесь, за палаццо Питти, на скамейках медицейских садов Боболи. Итальянский парк эпохи Ринашименто, почему-то называемого у нас французским словом Ренессанс, отличается от последующего регулярного французского парка и последующего за французским иррегулярного английского тем-то и тем-то; а теперь устали – отдохнем. Устали, вижу, устали. Пожили ребята на свете. Я их люблю на самом деле. Жалею их натруженные социализмом спины и ноги, радикулиты, шпоры, язвы, ишемии; да и души их не заскорузлы, это как смотреть, с кем сравнивать... нормальному инженеру из какого-нибудь Сиэтла или Турина не до любопытства, а нашему все интересно. Какой бы еще турист в мире не то слово заинтересовался, но просто потерпел рассказы об алхимизме итальянской живописи от Козимо Тура до Джузеппе Арчимбольдо вместо обычного ах-ах посмотрите налево-посмотрите направо италия какая крррасота!? А им интересно. Это только кажется, что я к ним снисходительно. Это я над собой смеюсь, не над ними. Лучшая проклятая команда в мире. И за все неудобства своей долгой жизни и нынешнего путешествия хочет немногого – права высказаться. “Мне эта пирамида во дворе Лувра не показалась”. Ну, значит, не показалась. Имеет право. Или: “У нас в Харькове тоже первая площадь в Европе и вторая в мире”. – “Простите, не был в Харькове. Первая – в каком смысле?” – “Да нет, Вы не поняли – я же говорю: первая в Европе и вторая в мире”. – “По чему?” – “Как по чему? Я же говорю – самая большая в Европе и вторая в мире”. – “А, ну значит – по величине”. – “Ну! Я же ж и говорю – первая в Европе. И вторая в мире. Понимаете?” Чего же не понять. Мы в 12-тысячном Роттенбурге, за крепостными стенами – чудо-долина Таубер, внутри... одно слово – почти не бомбленный средневековый немецкий городок, сохранился с 15-го века, как муха в янтаре, не продохнуть от американцев и японцев, и он чувствует – прожил целую жизнь, а вокруг только и было, что самая большая площадь в Европе. А за что-то ведь хочется уважать не только себя, но и вокруг.

Фра Беато. Блаженный брат. Как он впаял медитативную фресочку-картиночку каждому брату в келью. Да, жаль, в стороне от маршрута, сюда просто по времени экскурсию не вставишь. И билет 8 марок, это для них уже перебор. Все эти Уффици, Питти, ты еще засунул капеллу Бранкачи, еще 5 марок. А странное дело этот Мазаччо, довольно маленькое все, теряется в натуральном масштабе, поднято высоковато, можно было или опустить, хуже только св. Георгий Пизанелло в Санта Анастасии в Вероне, такой маленький на такой верхотуре, ничего не разглядеть, а писали – огромная фреска, никому не верь, никогда, не спропорционировано, а сколько шума. Но все равно там, где Петр крестит, крещаемому холодно аж вздрагивает, это живопись, и где Адама с Евой выгоняют из рая, Ева рыдает, воет во весь раззявленный рот, как брошенная женщина. По полной правда, слышно как. Ты же помнишь, как это бывает. Сто лет прошло, но трудно забыть, как им плохо, когда их бросают. А тебе никто так и не отомстил. Не сглазь. Кто-то должен меня полюбить. Чтобы я обрел покой. Чтобы меня простили. Девушка. Да. Как ее звали? А ведь совсем мальчиком писал. Сколько ему было? 25? В 27 неполных он уже умер то ли в Риме, то ли по дороге в Рим при невыясненных обстоятельствах. Томазо ди Джованни. Фома Иванов. Прозванный Мазаччо.