Копье Вагузи

Второй ночной переход дался довольно легко, хотя пески даже после заката остывали медленно. Люди начали привыкать к движению ящеров и нашли его удобным, неутомительным. Вот только куда шёл караван, понимал лишь его проводник: все холмы казались одинаковыми, их схожесть пугала и путала. Пепельные в свете слабой старой луны, песчаные горы то явятся седым пологим горбом, то сгинут… Словно и нет ничего настоящего вокруг, словно вся серость ночи – затянувшийся кошмар, смесь недавней духоты и пронзительного предрассветного озноба.

Вагузи подал знак к остановке, едва край неба на востоке показал первые признаки осветления. Спрыгнул со спины вузиби и подошел к Киму.

– Мне совсем не нравится здесь, – тихо сообщил он. – Стоит признаться… я проводник и вёл вас, вопрос – куда вёл. Не было возможности выбрать дорогу, старый выродёр не указал верного пути. Нет такого совсем, я знал всегда. Я решил по своему разумению: повёл вас так, как для себя выбрал бы. Здесь мой последний путь в пустыню, куда уходим однажды все мы – Вагузи, когда иссякает наше время у берега. Мы пытаемся пройти к великому Вузи… и оказать ему помощь.

– Я догадался, – так же тихо отозвался Ким.

– Но впереди нет более дороги, – почти испуганно выдохнул проводник. – Я вижу! Её словно обрубили. Там, за холмом. Один подъём, один спуск… и всё. Не надо вам всем идти дальше. Веришь?

– Верю. Но подъём мы должны одолеть. И взглянуть на то, что обрывает дорогу.

– Все, кто взглянул, не вернулись, – твердо заверил Вагузи. – Я думаю, старый выродёр имел чутьё и ушёл назад как раз так, в одном подъёме от конца пути. Он понял страх и не стал ему противиться. Оставайтесь тут. Я один пойду дальше. Расскажу с вершины холма, что увижу. Назад вас выведут память и опыт Ларны. И мой вузиби, он умеет возвращаться по своему следу.

Ким задумался, подозвал Тингали, за руки потянул её и проводника ближе к Холу, лежащему на спине ящера вяло, бессильно.

– За вами слово, вышивальщики. Что с канвой впереди?

– Там непонятно, Кимочка, – усомнилась Тингали. – Нитки спутаны. Не шитья нити, а самой канвы. Словно их, мира основу, безжалостно драли. Волокна распушились. Не вижу сквозь это. Не ощущаю надёжно, поближе глянуть бы. Оно древнее и тёмное, словно бочаг в болоте Сомры. Недавно я его вовсе не ощущала, как мы сюда подошли и остановились, оно вроде бы подтянулось и стало проявляться.

– Мёртвое место, – тихо выдохнул Хол. – Все в нём сохнет и гибнет. Страшно. Я не трус, но тут мне страшно. Я не ощущаю более, где в точности беда. Вы все говорите: за тем холмом. Но я отвернулся, я гляжу на море у вас за спинами. И я вижу там точно такую же беду. Куда идешь, там она и проявляется. Так я ощущаю.

Вагузи беспокойно поправил свои браслеты, проследил пальцем узор ящера на правом и напел тягуче-длинное слово незнакомого наречия. Эхо отказалось подхватить его, звук угас сразу, словно прибитый к песку. Тишина показалась излишней и ненастоящей. Горизонт на востоке грелся мутным светом, словно там вспухал большой ожог.

– Никто никуда не пойдёт один, – решительно сказал Ким. Глянул на Вагузи. – Ты выбрал тот самый путь, который привел нас к «странному». Ты очень толковый проводник. Остаётся рассмотреть беду. Понять её – и найти выход… Ларна, приглядывай за Тингали. Я буду беречь Малька. Марница – Хола. Вагузи отвечает за вьючных ящеров. Где платок с вышивкой юга?

– Тут, Кимочка, – сразу отозвалась Тингали, с надеждой глядя на брата.

– Пусть остается пока что у тебя, если не попросят его. Есть вышивки леса? Ты, вроде, их делала на галере. И Хол пробовал. Отдайте мне.

Вышивальщики дружно перебрали тощие мешки с личными вещами и протянули требуемое. Два малых платка, пробные узоры на лоскутах, один недоделанный поясок. Ким нахмурился, достал свой пояс с зайцами и марником, плотно завязал поверх одежды. Снова неодобрительно глянул на лихорадочный румянец, охватывающий горизонт. Вздохнул.

– Если бы тут имелся хоть малый лесок…

Он оборвал себя на полуслове, упрямо тряхнул головой. Зачем жаловаться? Марница подошла, поймала руку в свои ладони и погладила, пробуя хоть так утешить.

– За Холом следи, он слаб и высох, не должен даже двигаться, ты так думаешь. И я тоже. Но всё же следи, здесь действительно странное место, – почти сердито велел Ким. – Вагузи, мы идём вперёд. Какой нам требуется холм?

– Хол прав, сейчас уже годен любой, – опасливо удивился проводник. – Везде дорога вверх, вниз – и обрыв её… Но исходно мы шли туда. Я бы предпочёл не менять направления.

Он прихватил своего ящера за отстающую кожу шеи и зашагал вперёд. Двигались точно по линии между днём и ночью. С одной стороны на склоне – серый ночной песок, с другой – багрово-рыжий утренний. Каждое движение приближало плавный перегиб горба холма. И взгляды приковывала его верхушка. Так полно и так надежно, что повернуть голову уже казалось невозможно. Да и остановиться – тоже… Зачем? Движение ровное, жары нет. Вузиби идут охотно, на их спинах удобно сидеть, и шагать рядом тоже хорошо, держась за кожу в мелком узоре прохладной чешуи.