Копия

— Закрой глаза, это отвлекает, — Джессика нежно, расставив средний и указательный палец, провела ими, опускаясь вниз со лба, по векам до кончиков губ, — и… молчи.

Словно профессиональный художник, который сотни раз прорисовывал в голове свою новую картину, а теперь, присев перед мольбертом, уверенно переносил на холст, заучив каждую деталь, нужные цвета, представляя каждый мазок, она взяла в руки кисточку. В каждом её движение чувствовалась рука мастера, который четко знал, что он хочет и как это сделать. Спокойное, ровное дыхание, которое с уважением отметил Стеблин, в данной ситуации впечатляло своим постоянством. Никакого волнения со стороны Джессики, полный штиль. Айван даже не мог подумать, что в этот день, в этой комнате, излучать беспокойство, пусть и небольшое, будет только он.

— Открывай глаза, осталось совсем немного. Подкрасим ресницы и поставим линзы, — в её голосе проскользнули нотки утомления.

Через пару минут он уже стоял у зеркала, пораженный своим отражением. На него из глубины холодного стекла смотрела та, которая вошла в эту дверь чуть больше часа назад. Никакой разницы, а только точная, доведенная до идеала, копия оригинала. Стеблин повернул голову и их взгляды встретились, пройдя, сквозь друг друга, и уходя далеко внутрь за глазные яблоки. Только в одном ощущалось одновременно решимость и усталость смертельно раненого воина, который, стоя на одном колене, вкладывает последние силы перед финальным ударом меча, а в другом не было ничего, кроме безмерного признания.

— Джесс, никогда не встречал в жизни такой женщины, как ты и думаю, что никогда не встречу. Ты… — он впервые пребывал в подобной ситуации и не находя именно тех нужных слов, виновато замолк.

— Ничего не говори. Я стала способной на поступок, благодаря только тебе, но сейчас не об этом. Времени мало, а я ещё не всё сделала. Присядь на кровать и не трогай лицо руками, мне надо воспользоваться зеркалом.

Если бы старина Билли видел то и как всё делает ученица, гордость с лихвой поглотила бы его полностью, подняв давно утраченную самооценку на самые высоты сознания. Уже через двадцать минут Джессика оторвалась от зеркала, медленно поднялась со стула и предстала перед Айваном. Это была искусное воспроизведение его оболочки и не один человек, знающий Стеблина, не смог бы найти отличия от родной скорлупы, по крайней мере, на расстояние пару метров.

Она присела рядом на кровать, взяла его руку в свою и еле слышно проговорила:

— Кто бы, что не говорил, а мне нравиться история, в которую попала. И если вернуть время назад, я не капельки не сомневаясь, снова выбрала бы встречу с тобой в этой мерзкой тюрьме.

Наступившую тишину в комнате разбавляло только биение секундной стрелки на настенных часах, которой оставалось сделать 18 незаметных, быстро пролетающих оборотов до металлического скрежета ключа в замочной скважине, сопровождаемого криком «Свидание закончено!». Восемнадцать последних минут, когда они вместе, а потом уже не увидят друг друга, оставив всё произошедшее в этой комнате главным секретом своей жизни. Так они и просидели это время в молчаливом убранстве; она, уткнувшись в его плечо, а он, упершись пустым взглядом в дешевый монотонный линолеум, закрывающий бетонный пол.

Щелчок замка и на пороге, резко открыв дверь, уже стоял охранник, брязгая ключами в руке. Мимолетным взором, окинув комнату, не из-за надобности, а быстрее по привычке, и делая вид, что всё под его контролем, резким отрепетированным глубоким басом, словно служебный пёс породы московская сторожевая, противно рявкнул:

— Заключенный Стеблин, на выход. Руки за спину.

Этот момент уже проигрывался несколько раз, и Джессика, даже немного флегматично, опустив голову и сомкнув сзади ладони, направилась к выходу. Тюремщик, по-детски нахмурив брови и крепко сжав губы, оставался, как всегда, наигранно суровым. На его лице не проскочило и тени сомнения, что именно сейчас происходит нечто, мягко сказать, нестандартное. Олсон скрылась за проемом двери и Айван, в ожидании своего сопровождающего, который должен был подойти с секунды на секунду, внимательно вслушивался в спокойные размеренные затухающие шаги по коридору, думая только о том, что она своё дело уже выполнила, осталось не облажаться ему.