Копия

Энн моментально перевела взгляд  на Ясмину, наконец понимая, чем выдала себя минувшим вечером.  Следы от побоев Ларуса, о которых она в диком волнении позабыла, сыграли с ней злую шутку.

— Что смотришь? — Ясмина встретилась взглядом с Энн и больше не отводила глаз. — Болит?

— Не можешь сказать, так хоть кивни! — в очередной раз не дождавшись ответа, прикрикнула она.

Никогда Энн не жаловалась и терпеть не могла, когда ее начинали жалеть, а потому, как бы сильно не болели следы от ударов Ларуса, она нашла в себе силы отрицательно качнуть головой.

— Врешь ты все! — прошипела Ясмина, добавляя в воду ароматные масла. — На спину твою даже смотреть больно. Зря ты его выгораживаешь.

Не понимая, что имела ввиду женщина, Энни подошла ближе и, с интересом наблюдая, как смешивает та разные эфирные масла, продолжила молча слушать ее.

— Никогда раньше не бил он женщин. Никогда. Видимо, иначе заставить тебя сюда приехать Адам не смог.  Это Алия во все виновата! Дурила ему голову столько лет! Нет, чтобы сразу отцу сказала, что другого любит! Она же все отговорками его кормила. Вот и вышло то, что вышло. Жаль мне Адама в этой истории. Жаль. Он же Алию еще ребенком  полюбил, а она ему нож в спину воткнула. Но все равно, не оправдывает это его. Бить женщину — харам для нашего рода.

Энни слушала Ясмину, прислонившись к прохладной стене, и понемногу начинала понимать, с чего Адам так взбесился накануне. Шрамы. Те самые, что остались от побоев Ларуса. Именно их Ясмина увидела вчера, решив, что оставил их Адам.  Получалось, что вовсе не за то обозлился на нее мужчина, что Ясмина углядела в ней подмену, а за то, что якобы оболгала его, обвинив в побоях.

— Чего головой мотаешь? — спросила женщина. — Ты прости меня старую, что вчера его не сдержала.  Опять бил, да?

Энни казалось, что голова вот-вот оторвется, так сильно она качала ей из стороны в сторону, пытаясь объяснить, что Ясмина все неправильно поняла.

— Выгораживаешь его? Зачем? Если мужчина раз ударил, то ударит и второй. Жаль мне тебя, Анакас. Очень жаль.

— Энн, — не выдержала молчунья. — Мое имя — Энн.

Ясмина с улыбкой посмотрела на девушку, а затем вновь  что-то добавила в воду.

— Адам не бил меня, вы все не так поняли!

— Тогда кто сотворил с тобой такое?

— Мой отец.

В комнате повисло молчание: Ясмина явно обдумывала слова Энни, а та в свою очередь, испытывая некое облегчение, все же сомневалась в верности своего решения заговорить.

— Это масло черного тмина, —  задумчиво проговорила Ясмина, крутя в руках скляночку необычной формы.   — А это, — указав на ту, чье ароматное  содержимое она добавила  в воду чуть раньше, — мардакуш. Поверь, боль твоя должна утихнуть, а следы ударов   — затянуться.

Энн благодарно кивнула и несмело подошла ближе, взяв в руки еще один пузырек с маслом. Она была рада, что Ясмина сменила тему.

— А этот?

— Здесь масло аль‐хааля, но им я обработаю твои раны после. Вот увидишь, не останется от них и следа на коже. Жаль, что нет у меня такого масла, что заживляет следы вот здесь, — Ясмина приложила ладонь к сердцу и ласково улыбнулась.

Уже спустя несколько минут, Энни погрузилась в огромную теплую ванну, нежные ароматы которой  ласкали обоняние и заманчиво зазывали прикрыть от удовольствия глаза. Теплая вода расслабляла и, казалось, уносила далеко-далеко, где не было страхов, боли и одиночества, а тихий, душевный голос Ясмины убаюкивал и заставлял забыться.

— Неужели отец Алии может не узнать свою дочь? — пробормотала Энни, пока Ясмина старательно втирала в ее волосы очередное ароматное масло.

— Может, – согласилась та. — Я до сих пор не могу найти ни единого отличия между вами.

— Но как же так? Вы же сразу меня раскусили?

— Тебя выдают только две вещи: у тебя нет шрама на плече, какой есть у Алии, а еще ты говоришь иначе. Нет, голос твой точь-в-точь, как у дочери Аль-Наджаха, но совсем иная манера произносить слова.  Но, знаешь, если первое эмир точно не посмеет проверять, то с речью все немного сложнее.  Будешь молчать — Саид ничего не узнает.

— Саид? — удивленно переспросила Энн, моментально вспоминая рассказ Ларуса накануне ее отъезда в Рейкьявик.

— Верховный правитель Дезирии шейх Саид Ибн Бахтияр Аль-Наджах,  – уточнила Ясмина и непроизвольно перевела мысли Энни в другое русло: — Саид убит выходкой дочери.  Не знаю, сможет ли он когда-нибудь найти в себе силы ее простить, а потому и говорить с тобой он не станет.  По крайней мере, пока. На это и рассчитывает Адам, выдавая тебя за свою любимую.

— Странная у него любовь, — ухмыльнулась Энн.

— Отчего же? — непонимающе переспросила женщина.

— Когда любишь человека, не замечаешь никого кроме него, разве нет? — Энни приподняла голову так, чтобы видеть лицо Ясмины, и, дождавшись ее кивка, продолжила: — Адам же берет Алию девятой женой, не считая наложниц. Что же это за любовь такая?

Из рук Ясмины что-то бултыхнулось в воду, а та пробормотав пару слов на арабском, внезапно расхохоталась, изрядно смущая девчонку.

— Да кто ж тебе сказал такое? Девятая жена...

— Адам сказал, да и вы про гарем подтвердили.