Корабль дураков

— Куда едешь — та страна не для тебя, и мужчина с тобой неподходящий. Но скоро приедешь в страну тебе по сердцу, и мужчину найдешь, какой тебе сужден. Не горюй, будет еще у тебя счастливая любовь! Позолоти ручку!

Она крепко держала Дженни за руку, глядела колючими нахальными глазами и улыбалась, не разжимая зубов, будто скалилась.

— Поди прочь, цыганка, — сказала Дженни по-английски. — Ты слишком мало знаешь. У тебя ограниченный умишко. Не хочу я никакого другого мужчины, от одной мысли жуть берет. Предпочитаю старую мороку, она хоть привычна. У меня в жизни еще много всего будет такого, что в сто раз интересней любого мужчины, — с глубочайшей серьезностью заверила она цыганку, — вот про это я бы с удовольствием послушала!

Гадалка все не выпускала руку Дженни, не желала уйти, не получив монету. Но теперь уже Дженни повернула цыганкину руку ладонью вверх и внимательно ее изучала. И заговорила на сей раз по-испански:

— А вот у тебя впереди дальняя дорога, и встретишь ты дурного человека…

Цыганка вырвала руку и отшатнулась.

— Ты чего мне наговорила? — спросила она в бешенстве.

— Предсказала судьбу, — ответила Дженни по-испански. — Даром. Ты родилась счастливой. — И вложила ей в руку бумажный доллар.

— Valgame Dios[52], — с неожиданной кротостью сказала цыганка и перекрестилась. Смуглые пальцы стиснули бумажку — и мгновенно лицо преобразилось, вспыхнуло безмерным презрением, торжеством, свирепая ненависть искривила губы, под налетом грязи проступила бледность. Цыганка круто повернулась, взмахнула юбками так, что разлетелись несчетные оборки, и через плечо бросила слово, которого Дженни не поняла бы, если бы не тон и выражение цыганкина лица. И Дженни по-испански отчетливо, звонко и вполне уверенно откликнулась:

— От такой слышу!

— Ты в самом деле поняла, как она тебя обозвала? — спросил Дэвид, он вдруг возник рядом, точно некий дух из пустоты.

— Уж конечно, как-нибудь метко, не в бровь, а в глаз, — сказала Дженни. — Но я ей отплатила тем же.

— А ты не можешь не ругаться с цыганками? — спросил Дэвид без малейшего любопытства. — И что же, выучилась у нее чему-нибудь новенькому?

— Поживем — увидим, — весело отвечала Дженни. — И не суй нос не в свое дело.

В гробовом молчании они спустились по сходням вслед за Гуттенами с Деткой, а за ними, чуть не по пятам, шли Эльза с родителями и чета Баумгартнер с Гансом. Фрейтага уже не было видно; миссис Тредуэл, в черной шляпе с широчайшими полями и ни больше ни меньше как с кружевным зонтиком, села во вторую ожидавшую на пристани коляску, и та унесла ее, казалось, навсегда. Студенты взгромоздились в экипаж более вместительный, из него во все стороны торчали их руки и ноги, высовывались тесно сдвинутые головы, и все это походило на крикливый птичий выводок в гнезде.

Танцоры-испанцы сошли на берег тесной гурьбой, в необычном молчании, не глядя по сторонам, лица у всех замкнутые, суровые. Рик и Рэк, все еще изрядно помятые, угрюмо плелись сзади. На всех женщинах — черные шелковые, расшитые цветами шали с длинной бахромой, на детях короткие курточки с большими карманами, на мужчинах впервые за все время плавания самые обыкновенные полотняные костюмы, только уж слишком в обтяжку. И все они без малейших усилий кого угодно испугают своим разбойничьим видом. Сойдя на пристань, они сомкнули ряды и зашагали по мостовой в город так быстро и решительно, словно опаздывали на деловое свидание.

Хансен и Дэнни так заспешили, стараясь не упустить танцоров (у каждого были на то свои причины), что даже столкнулись на сходнях.

— Они удирают, — зло и растерянно сказал Дэнни, пытаясь опередить Хансена.

Но Хансен, черный как туча, грубо оттолкнул его плечом, обгоняя, рявкнул:

— А ваше какое дело? Идут, куда хотят, вас не спросили!

«Зря бесишься, дубина долговязая», — подумал Дэнни, а вслух сказал:

— Бьюсь об заклад, отправились на разбой, — но больше не пытался пройти первым. Верзила швед наверняка охоч до драки, во всяком случае, сейчас с ним лучше не связываться.

Хансен надеялся отозвать Пастору от ее компании, но испанцы далеко опередили беспорядочную толпу, уходящую с пристани, а к тому времени, когда Дэнни и Хансен добрались до берега, они уже и вовсе скрылись из глаз.

Пассажиры третьего класса, которым еще предстояло плыть до Виго, теснились у борта и, облокотясь на перила, внимательно, но без зависти, следили за своими недавними спутниками — за теми явились на пристань какие-то чиновники, согнали в кучу, точно стадо, и пересчитывали заново. На верхней палубе Иоганн подкатил дядю поближе к сходням, прислонил его кресло к перилам, а сам, щурясь, с бьющимся сердцем вглядывался в стройные фигурки, окутанные черными шалями, — они удаляются, грациозно покачиваясь, и Уже не узнать, которая из них Конча. Из груди Иоганна вырвался тяжкий вздох, полный такого отчаяния, что старик Графф встрепенулся.

— Что с тобой, милый мальчик? — спросил он. — У тебя что-нибудь болит?