Читаем Корабль и другие истории полностью

На первой площадке осот, бурьян и пырей,площадка без окон стоит и почти без дверей;прилеплены мыши летучие над головой,готовые вылететь в ночь по гауссовой кривой.Под маленькими математичками — проходим…На второй площадке — эх, спать, глазки закрывать, —стоит двуспальная кровать,сервант,сундук,кресло,фикус.Фикус — каучуконос и фельетонный герой,кресло — потрепанное, развалюха, мастодонт,сундук — бывший зеленый, ныне серобуромалиновый,в серванте книги (Справочник слесаря — Воеводин и Талунтис — Сказки Пушкина — Книга о вкусной и здоровой пище — Учебник математики для четвертого класса начальной школы — Иван Кратт — Вальтер Скотт — Сестра Керри — Братья Ершовы — Как себя вести? — Песенник — Самоучитель игры на баяне — Кройка и шитье — Остап Вишня — Ивушка неплакучая — Русско-турецкий разговорник).На кровати лежит ражий мужик(в голубой фуфайке,роговых очках,с носовым платком на голове)и читает журнал «Мурзилка».Опустив журнал и приподняв очкион объясняет:— Ремонт у меня. —Проходим мимо двуспальной кровати.На третьей площадке хруст под стопой —стекольный бой.На осколках накапано алым лаком,как будто кровью.Хрупаем по битому стеклу,по прозрачным брызгам,по алым каплям вдрызг, —скрежещем каблуками.Проходим и это…— А Ладо, — говорю я, — он кто? —Ученый с папкой поворачивается ко мнеи, поблескивая прозрачными глазами,отвечает:— Он хороший человек. —— Может он вниз пошел, — высказываю предположение, —может, я его на нашей лестнице встречал?Как он выглядел? —
Оба они молчат.Я не унимаюсь:— Ну, скажем, какие у него глаза?— У него добрые глаза, — отвечает Незабудка.— Ведь есть же у него какие-то особые приметы, —продолжаю я приставать к ним.— Нет, особых нет, — говорит Ученый,открывая окно.— Какого он роста? Какого возраста? Какие у него волосы?                                                              Какая у него походка?Молчат они оба.Я отчаиваюсь.— А голос у него какой? — спрашиваю наобум.— У него тихий голос, — отвечает Незабудка.По очереди вылезаем через окно на крышу.Быстро темнеет.Зеленоватая звезда маячит над нами.Подняв к ней лицо, ученый называет ее по имени:— Вега! —Она вздрагивает.— Сейчас на небе, — сообщает Ученый, — находится                                                         прелестнейшее созвездие. —Я озираюсь.— Нет, невооруженным глазом его как следует не разглядеть.Оно приходит к нам раз в пятнадцать лет.Это созвездие Геркулеса.Его звезды сверкают всеми цветами радуги.Одни из них — красные с винным блеском рубина,другие — розовые, как зори,есть оранжевые и золотые, как смола на солнце,зеленые, как вода в морях,голубые, как льды из космоса,синие, как самые синие из глаз,фиолетовые, как чернила в детстве.Ладо все собирался на это созвездие посмотреть. —Кровельное железо прогибается под ногамии выпрямляется с грохотом.Одна Незабудка идет бесшумно.Сбоку, над антеннами крыш, плавает в вечернем воздухе                                                                       золотой купол.Он огромен и неправдоподобен.
Похоже, что здесь ему не место.Мне начинает казаться, что нас занесло а Италию.Незабудка ловит мой взгляд.— Ладо специально комнату нашел, из которой он виден, —                                                                    говорит она тихо. —Однажды осенью Ладо посмотрел в окно,а купола нет.Он форточку открыл — нет золотого собора, как не было.Он вгляделся — а на улице туман.Такой туман, что купола не видно.Солнце поднялось,туман пропал,купол появился. —Спускаемся с семиэтажного дома на четырехэтажный.Ступени и перильца пожарной лестницы отполированы.То там, то тут начинает зажигаться в окнах свет:оранжевые абажуры времен палеозоя,сверкающие копеечным хрусталем архейские люстры,рожки матового стекла юрского периода,блюда послеледниковой эпохи,светящиеся шары — не датированные —и лампочки на шнурах эпохи голоцена.То тут, то там начинают загораться рекламы(«ГАСТРОНОМИЯ — БАКАЛЕЯ — АПТЕКА — КРАСНАЯ ШАПОЧКА — МОЛОКО — ОПТИКА — МОРОЖЕНОЕ — ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ! — НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ ВКЛЮЧЕННЫМИ ЭЛЕКТРОПРИБОРЫ»),Перелетаем через улицу,проходим сквозь стену.Когда ученый держит меня за руку,что-то происходит со мной:я слышу, как на кухне этажом нижескребутся мыши;слышу, как в комнате соседнего домапоет телевизор голосом Хиля;слышу, как под куполом собора, хлопая крыльями, летит                                                                           сизый голубь;слышу мысли Незабудки:«… вот я над крышами плыву, соседи-облака,вода живая ваших слез мне сыплется в ладонь,роса подголубила жесть, внизу течет река,а ты мне снишься наяву, Ладо, Ладо, Ладо…нет призраков, и ты — не тут,но где же ты тогда,
когда в висок тебе гляжуи вижу тень ресниц,и поднимаешь ты глаза,и я к тебе спешу,а через образ твой летитшальная стайка птиц…воспоминанья, как лото,число из чисел бытия,и в той же мере — жизнь моя,как ты, Ладо, Ладо…пять чувств — личин и ликов пять —имеют свойство вспоминатьдни радостей моих;частицы воздуха временнесутся образам вдогони разрушают их……но ты — противоядье отбеспамятства и сна заботи яви „от“ и „до“, —ты существуешь позаочь,Ладо, Ладо…»Настала ночь.«… так мы идемза этими и с темисомнительный свод правил зазубривв автомобиль скакнув и ногу в стремяпоставив и без крыльев воспариви только время пребывает времячасов песочных вечный недоливиди и тыдетеныш человечийза собственными образами вдальпрелестный день и бесполезный вечерсменяет утра легкая печальа ночь вокругв ночи летим малышкаи солнышко игрушечное мчити родственница Дарвина мартышкасвое существование влачитили и тыодин из биллионов
из теплых человеческих существтенями пропилеев и пилоновсоседством сродств и розностью естествво времени твое передвиженьеи только чувств молниеносный токсверкнет в дороге вне перемещенияи снова сон как здешний снег глубоктак и идемвоистину века»Должно быть, это мысли старика…Он отпускает мою руку.Вот теперь — ни звука.Разве что наши шаги,гул машин внизуда световые кругикарманного фонаря.Останавливаюсь.— Вот мы и пришли, — говорю. —Чердак над моей квартирой.Дверь в комнату Ладо.Шарю по стене.Из-под двери тянет свежим воздухом.Возможно, в комнате открыто окно.Чувствую легкий странный запах:бензин? ацетон? гиацинты? порох?Сейчас посмотрим.В стене вынуты два кирпича.Нащупываю ключ.— Открывайте, — говорит Ученыйи смотрит на меня неотрывно.Глаза его прозрачны, зрачки, как точки.— Он что, химией занимался? — спрашиваю я.— Иногда он работает с металлом, — говорит Незабудка, —Кольцо делает… или чеканку… или фигурки какие-нибудь…Она смотрит на ключ.Ключ обыкновенный, с круглой головкой.Чуть-чуть погнут.На крышу над нами обрушивается дождь.Капли стучат вразнобой.Становится холодно.Должно быть, звезд уже не видно.Открываю дверь.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия