Корабль-призрак

Амина не отпускала мальчика от себя до тех пор, пока тот окончательно не успокоился. Следующие несколько дней она с ним почти не разговаривала, только напоминала про обещание молчать и дарила всевозможные подарки.

Как-то утром, когда его мать ушла из дома, Педро заглянул к Амине и робко полюбопытствовал, нельзя ли снова поиграть в ту диковинную игру.

Амина, которой, разумеется, хотелось узнать больше о судьбе Филипа, обрадовалась желанию мальчика и быстро приготовила все необходимое. Комнату вновь заволокло пахучим дымом, вновь зазвучали заклинания, магическое зеркало разлилось по ладони мальчика, и Педро воскликнул: «Филип Вандердекен, явись!» В этот миг в дом вошли отец Матиаш, вдова и еще несколько человек. Амина испуганно вскочила, а Педро закричал и бросился к матери.

– Значит, я не ошибался там, в Тернезе! – Отец Матиаш сложил руки на груди и гневно воззрился на Амину. – Проклятая чародейка! Ты себя выдала!

Амина презрительно усмехнулась и ответила ровным голосом:

– Я не принадлежу к вашей вере, и вы это знаете. А подглядывать и подслушивать, судя по всему, ваша вера не запрещает. Это моя комната, и уже не в первый раз мне приходится просить вас покинуть мою спальню. Уходите! И остальных с собой уведите!

– Сперва давайте соберем эти колдовские принадлежности, – сказал отец Матиаш тем, кто пришел с ним.

Жаровню и прочие предметы, которыми пользовалась Амина, тут же унесли, после чего священник и остальные вышли из комнаты. Амина осталась одна.

На сердце было тяжело. Она понимала, что попалась, что в католических землях колдовство признается тягчайшим преступлением, а ее застигли в разгар ворожбы. «Что ж, – подумала она, – такова моя судьба, и я смело приму любое наказание».

Наверное, нужно объяснить, чем было вызвано столь неожиданное появление отца Матиаша и прочих. Дело в том, что юный Педро на следующий же день после первого опыта Амины забыл о своем обещании и рассказал все матери. Вдова, изрядно напуганная услышанным, сочла необходимым обратиться к отцу Матиашу и поведать об игре, в которой усмотрела колдовство.

Священник подробно расспросил Педро и, убедившись в достоверности его слов, позвал свидетелей, чтобы не обвинять Амину огульно. Мальчику он посоветовал притвориться, будто тот хочет снова поиграть, и объяснил, как себя вести, а сам с остальными дожидался поблизости, чтобы застать Амину врасплох.

Приблизительно полчаса спустя двое мужчин в черном постучались в комнату Амины и велели следовать за ними, пригрозив, если она откажется, применить силу. Амина не сопротивлялась. Втроем они пересекли площадь и очутились перед распахнутыми настежь воротами. Ее подтолкнули вперед, и очень скоро Амина очутилась в одном из подвалов инквизиции.

Глава 36

Прежде чем продолжить рассказ, стоит, пожалуй, поближе познакомить читателя с сутью деятельности, процедурами и правилами инквизиции. Описывая святой трибунал Гоа, мы опишем и все остальные, ибо они мало чем отличались – если отличались вообще – друг от друга.

Здание Санта-Касы[81], или инквизиции Гоа, располагалось, как мы уже говорили, на площади Терра ди Сабайо. Оно представляло собой не отдельный дом, а целое скопление красивых построек, с тремя дверями на фасаде. Средняя была крупнее двух других, и именно через нее вы попадали в Залу правосудия. Боковые же двери вели в просторные и приятные глазу покои инквизиторов и прочие помещения.

Ниже покоев находились клетки и темницы для узников инквизиции. Они тянулись двумя длинными галереями, каждая из которых запиралась на двойную дверь. Площадь камеры составляла десять квадратных футов, и всего в Санта-Касе их насчитывалось около двухсот. Одни были несколько удобнее, поскольку в них проникал дневной свет, в других царил беспробудный мрак.

По галереям расхаживали бдительные стражники, от которых не укрывался ни единый звук, хотя бы даже шорох или писк, долетавший из камер. Обращение с узниками было вполне пристойным, если брать в расчет только еду: инквизиторы принимали все меры для того, чтобы заключенные не страдали несварением из-за вынужденной неподвижности.

При необходимости к узникам призывали лекаря, а вот священников допускали только при особых обстоятельствах. Утешение, какое способна дарить религия, даже исповедь и последнее причастие были для них под запретом. Случись кому умереть в заключении, не важно, был он признан виновным в преступлении против веры или нет, его хоронили без отпевания. Кости признанных виновными рассыпали по земле, а приговор зачитывали прямо над останками.