«Глупец!» — подумала Амина, глядя на приближающийся корабль. Через полчаса парусник бросил якорь в бухте и высадил команду на берег. Среди высадившихся Амина заметила священника, который направлялся к форту, и вздрогнула, узнав в нем патера Матео.
Глава двадцать девятая
Патер Матео был также поражен этой неожиданной встречей. Амина первой произнесла слова приветствия. Казалось, что она забыла о происшествии, которое побудило патера покинуть ее дом, и была рада встретить теперь знакомое лицо.
Патер Матео с холодком принял протянутую руку. Прикоснувшись другой рукой ко лбу молодой женщины, он произнес:
— Благослови тебя Господь, дочь моя! И прости ее, Боже, как это давно уже сделал я!
Это напоминание смутило Амину, и горячий румянец залил ее лицо.
Действительно ли простил ее патер Матео? Будущее покажет! Но тут он обращался с ней как со своей старой знакомой. Он внимательно выслушал историю гибели корабля и согласился с тем, чтобы она отправилась с ним в Гоа.
Через несколько дней корабль поднял паруса, и Амина покинула португальское поселение и влюбленного коменданта. Без каких-либо происшествий был пройден архипелаг и Бенгальский залив. Все время стояла чудесная погода.
Покинув Тернёзен, патер Матео возвратился в Лиссабон. Длительное безделье вскоре наскучило ему, и он решил поехать миссионером в Индию. И теперь, направляясь с важным поручением к своему руководителю в Гоа, он неожиданно повстречался на Тидоре с Аминой.
Трудно охарактеризовать отношение патера Матео к Амине, поскольку оно было изменчивым. Временами патер вспоминал о гостеприимстве Филиппа, которого глубоко уважал, о многих добродетелях его жены, в которых успел убедиться. Затем его захлестывало чувство обиды, незаслуженной обиды, нанесенной Аминой, и он ломал голову над тем, действительно ли она думала тогда, что он зашел к ней в спальню из низменных побуждений, или же использовала вымышленный мотив в качестве предлога.
Патер все бы простил Амине, будь он убежден, что она стала настоящей католичкой, но подозрения, что она осталась не только неверующей, но и продолжала заниматься богопротивными делами, лишали Амину благосклонности святого отца. Он пристально наблюдал за Аминой и искренне тянулся к ней, если в беседах ею проявлялось истинное религиозное чувство. Но когда у нее с уст срывались слова, доказывавшие, что она поверхностно воспринимает христианское учение, его душа наполнялась негодованием.
Во время плавания по Бенгальскому заливу, при обходе острова Цейлон с юга, погода стала портиться, налетел шторм. Когда шторм стал крепчать, матросы зажгли восковые свечи и поставили их перед иконой на верхней палубе. Амина вглядывалась в людей и иронически улыбалась, сама того не сознавая. Но тут она заметила, что патер Матео угрюмо смотрит на нее.
«Папуасы, среди которых я прожила некоторое время, ничего не совершали дурного, поклоняясь своим идолам, а их за это называют язычниками, — подумала Амина. — Так кто же такие христиане?»
— Может быть, вы спуститесь вниз? — произнес патер Матео, подходя к Амине. — Погода совсем неподходящая, чтобы женщине оставаться на палубе. Пожалуй, вам лучше спуститься в каюту и молить Бога там, чтобы он защитил наш корабль.
— Не совсем верно, патер. Здесь, наверху, мне удобнее молиться, — отвечала Амина. — Я люблю это буйство стихии, и, когда смотрю на бурю, моя душа наполняется изумлением перед богами, которые посылают шторм и управляют им, заставляют реветь ветер, а потом усмиряют его.
— Хорошо сказано, дочь моя, — молвил в ответ патер Матео, — но молиться Всевышнему следует не только тогда, когда он творит свои божеские дела, но и в тиши, в раздумье и в самосозерцании. Следовала ли ты Святому писанию, которому учили тебя? С уважением ли относилась ты к возвышенным тайнам церкви, которые доверены тебе?
— Я делала все возможное, патер, — Амина отвернулась и устремила взор на бушующие волны.
— Обращалась ли ты к Святой Деве или другим святым — посредникам заблудших смертных, одной из которых являешься и ты сама, дочь моя?
Амина молчала. Ей не хотелось ни говорить неправду, ни сердить священника.
— Ответь мне, дитя мое! — настаивал патер.
— Святой отец, — отвечала Амина, — я обращалась только к одному Богу, Богу христиан, Всевышнему!
— Кто не верит всему, не верит ни во что! Я так и знал! Я видел твою язвительную усмешку. Чему ты улыбалась?
— Я улыбалась своим собственным мыслям, патер.
— Поведай-ка лучше о своей истинной вере!
Амина промолчала.
— Ты так и осталась неверующей, еретичкой! Остерегайся, дитя мое, остерегайся!