Кораблики, или «Помоги мне в пути»

Глубокие буквы на двух соседних кирпичах – почти черных от старости – были вполне различимы: "В. С." и "П. В.", а еще на одном кирпиче – "1949".

Мы с Петькой погладили кирпичи, отошли и сели неподалеку на садовую скамейку из влажных реек. Сидели и смотрели на эту стену. И вспоминали сладкий хлебный запах давней поры.

А у стены тем временем появились пятеро пацанят. Разные, лет от восьми до двенадцати. Все такая же стайка – в неряшливой одежде, нестриженые, с повадками боязливых зверят. На нас глянули с подозрением, но потом успокоились. И занялись... чем бы вы думали? Старинной игрой в пристенок. Той, в которую дулись в детстве еще мы – украдкой от взрослых. Проигрывали друг другу тяжелые желтые пятаки, до боли в жилах растягивали пальцы, стараясь дотянуться от одной упавшей монетки до другой...

Я вдруг услышал, как Петька шумно звенит мелочью в кармане куртки (я сегодня наменял для него в банковском автомате целую горсть здешних латунных денежек со старинным гербом Старотополя). Он азартно следил за игроками. Потом выдохнул:

– Не умеют играть...

– Петух, не смей, – запоздало сказал я. Но он уже бесстрашно шагал к незнакомым мальчишкам.

Я напрягся, но... не двинулся. Хотя и понимал, что эта мелкая шпана встретит аккуратного, благополучного мальчика неласково. Ладно, не съедят. Пусть знает, как соваться к кому не надо.

Однако мальчишки встретили Петьку беззлобно. И кажется, без большого удивления. От скамейки до стены было шагов пятнадцать, я не различал слов негромкого разговора, но услышал вполне дружелюбный смех старшего мальчика – этакого Гавроша с черными, ниже ушей волосами и в мешковатом грязном свитере.

И они начали играть! Спокойно, будто знакомые. Петька иногда что-то объяснял тонким своим бесстрашным голоском. Бил о стену монеткой легко, даже с изяществом, потом быстро приседал, растягивал пальцы и небрежно бросал в карман выигранные денежки. Оно и понятно! Я тоже в свое время играл неплохо... Сейчас я даже загляделся на Петьку.

Он, кажется, общелкал всех. Мальчишки стояли, переглядывались, слегка разводили руками в потрепанных рукавах. Самый маленький отвернулся, отошел в сторону, начал тереть глаза. Он был белоголовый, чумазый, в большущих ботинках без шнурков, в каком-то нелепом жилете. И, несмотря на холод, с голыми руками и в коротеньких обтрепанных штанах.

На него наконец все оглянулись. Петька брякнул полной пригоршней мелочи, подошел к малышу и молча опустил деньги в карман его жилета. По-моему, не только выигранные, но и свои. Затем... он поступил вовсе уж неожиданно. Сбросил мою куртку, дал ее подержать одному из мальчишек, сдернул с себя новую черно-оранжевую курточку с подогревом и накинул на плечи малыша. Снова запахнулся в мою куртку. Я чувствовал, как Петьке хочется оглянуться на меня и как он себе это запрещает. Ладно, негодник, поговорим позже. А впрочем...

Они с полминуты еще побеседовали. Малыш все трогал на себе Петькину курточку и как-то по-взрослому покачивал белой заросшей головой. Потом ребята пошли вдоль стены, а Петька ко мне.

Я чувствовал, как ему неловко, и ожидал с некоторым злорадством.

Он подошел, глянул исподлобья. Пробубнил:

– А чего... Мне и в этой не холодно.

– Ну-ну...

– А они... почти что бездомные...

– Ты, кажется, оправдываешься, – язвительно сказал я.

– Ну и оправдываюсь... Ты небось ругаться будешь.

– Буду. Чего тебя понесло в эту компанию? Вот накостыляли бы – и драпать. И правильно бы сделали...

– Не накостыляли бы! Они ребят не трогают!

– Смотря каких...

– Никаких!

– Как это ты усмотрел в них такое благородство? С виду весьма характерные юные уголовники.

Петька хихикнул:

– Даже и не с виду... Но ребят правда не трогают. И деньги, которые проиграли, отдали сразу. Хотя и не должны были.

– Почему же не должны?

– Потому что между собой они, оказывается, играли понарошку. У них деньги общие. А я не знал, начал всерьез...

– Между собой понарошку, а если бы обыграли тебя, не вернули бы ни гроша, будь уверен...

– Нет, – вздохнул Петька. – Ты не понимаешь. Они какие-то не такие.

– Какие "не такие"?

– Ну, ты, наверно, думаешь, это как сарайские пацаны в сорок девятом году...

Я, признаться, так и думал. Юные жители окраинного поселка Сараи были известны в свое время всему Старотополю.

– Сейчас другое время, – философски разъяснил Петька. – И нравы другие...

– Нравы!..

Петька сел рядышком и серьезно спросил:

– Знаешь, что они про тебя сказали?

– Про меня?.. Спорим, что знаю! "Тот толстый фраер на скамейке небось твой папахен? Не зашибет за куртку?"

– Нет. Один попросил: "Скажи своему папе спасибо за куртку, он хороший..."

– Елки-палки, прямо рождественский рассказ, – крякнул я.

Петька взбодрился и весело сообщил:

– Теперь, между прочим, я свободно могу ходить по этим Пристаням. И ты со мной...

4

Но никакие Пристаня мы посещать, конечно, не стали. Следующим утром отправились на Загорское кладбище.

Это был густой массив косматых, черных от старости сосен, дремучих берез и тополей. А внизу – сплошные кусты, репейники и бурьян.