Кораблики, или «Помоги мне в пути»

– В нашей стране этот опыт вспомнили нынче. Замкнутый круг. Чтобы приютить, обогреть, накормить и выучить такую армию бездомных малышей, у общества нет средств...

– Но международные фонды...

– Они пытаются. Но государство блюдет свой престиж и скрывает масштабы детской безнадзорности. А она увеличивается. Потому что увеличивается, в свою очередь, жестокость взрослых. Дети бегут из приютов, из семей...

– Из семей-то почему?

– Растет общая суровость общества. Материнская и отцовская любовь, увы, давно уже перестала быть неотъемлемым признаком семьи... Не все мальчики привязаны к своим матерям, как ваш Петя... Но, честное слово, вы будто с другой планеты.

– Я... из Византийска.

– Это благополучный край, понимаю. Но информация-то доходит и туда...

– Я... слишком погружен был в свою работу... Но что же это за человек, который предложил вам такое?

– Это активный деятель ЧПИДа.

– Чего?

– Чрезвычайной педагогической инспекции по делам детства. Ходят слухи, что она недалеко ушла от "Рио". Задачи-то в принципе одни: очистить общество от плесени и паразитов...

– Неужели детская преступность так потрясает вашу Республику?

– В известной степени потрясает. Бывает всякое. Но власти гораздо больше боятся другого. Грядущего потрясения иного рода. В детских кланах, среди обитателей пустырей и трущоб возникает организация. Точнее, подобие какого-то особого сообщества. Возникает цель. Знающие люди говорят, что подобного раньше не было никогда. И последствия непредсказуемы. Это пугает и социологов, и правительство гораздо больше, чем кражи в продовольственных магазинах или толпы маленьких попрошаек на вокзалах... Тем более, что среди этих ребят нет прежней дикости и жестокости. Многие ведь попадают на улицу не из трущобных семейств, а из приличного общества. С опытом гимназического и лицейского воспитания... Кстати, замечено, что беспризорные мальчишки теперь никогда не нападают на детей. Даже на самых благополучных и беззащитных.

– И... это тоже пугает?

– Представьте себе! В этом усматривают, и не без основания, какие-то убеждения, какое-то новое понимание и ощущение общности. Уже не бездумная нищенская толпа, а нечто иное: общество со своей моралью.

– У такого общества должен быть вдохновитель...

– Есть... Вернее, был. Некий учитель или (так говорят некоторые) оставивший службу и прихожан священник. По крайней мере, звали его отец Олег...

– Звали...

– Его убили. Видимо, те же, из "Рио". Он похоронен где-то на глухой окраине, и дети крепко хранят тайну этого места... Отца Олега я никогда не видел и знаю о нем очень мало, хотя обычно дети ничего не скрывали от меня...

– Ну а расстрел-то?! Как такое можно допустить? Есть же законы...

– Это была страшная выдумка. Но не лишенная своей, дьявольской логики. Главная цель: неумолимой, властной жестокостью закона испугать бесприютных детей... Именно закона! Оказывается, некоторые статьи нашего уголовного свода не менялись больше ста лет. И этот инициатор ЧПИДа выкопал закон, по которому за ряд преступлений высшая мера могла применяться к детям с двенадцати лет... И вот представьте: находят подходящего мальчика, вменяют ему, кроме бродяжничества, что-то еще, соответствующее нужным статьям. Доказать это можно всегда... Строгие, но объективные судьи со скорбными лицами выносят суровый, но единственно возможный и справедливый приговор... Затем – страна замирает у комнатных и уличных экранов. Торжественно-похоронная процедура. Симпатичного мальчика (а такого выберут специально и сделают инъекцию, чтобы не сопротивлялся) ставят на борту плавучей тюрьмы, исповедуют, причащают, завязывают глаза. Все это – крупным планом... Затем взвод полиции особого назначения выстраивается и заряжает старинные карабины... Последняя речь прокурора: дети, смотрите внимательнее и делайте выводы. Закон, мол, одинаков для больших и для маленьких... Залп...

– Целый сценарий... – выдавил я.

– Еще бы! Этот мерзавец успел изложить мне все подробно, прежде чем... Ну, надо сказать, бил я его крепко. Я стар, но еще силен. Если бы не два подоспевших дьякона, убил бы, наверно... А он кричал в оправдание, что это для пользы общества. И что мальчик-то даже будет не настоящий, а... как это? Зомби! Искусственный. Тело без души... Для виду, мол...

– Отец Венедикт! Как зовут этого гада?

– Не помню... Нет, помню. Фамилия – Заялов. Да-да... Ром Заялов...

3

Я рассказал отцу Венедикту все. Абсолютно все. И про кораблик с названием "Обет", и про Конус, и про Полоза. И кто такой Петька.

Если верить в судьбу (а как в нее не верить после всего, что случилось?), именно она свела меня с отцом Венедиктом. Все сплелось в один клубок. Так я думал. А отец Венедикт сказал вслух:

– Видать, не случайно сошлись мы на этой тропинке...

– И на ней же, на тропинке этой – Полоз. Поперек дороги... Опять извернулся, сволочь, выпустили его. А был слух, что попал за решетку навеки...

– Нужен стал, вот и выпустили, – угрюмо отозвался отец Венедикт. – Нашли повод, объявили, наверно, что ничего не доказано...